По резкому движению, которым Дима загасил сигарету, можно догадаться, что он принял какое-то решение. Сцапав бутылку, Пирожков сгрёб и стаканы:
– Вздрогнем?
Незнакомец, поправив галстук и стряхнув с борта пиджака случайно упавший пепел сигареты, спросил:
– Это называется больница?
Слова были произнесены с такой душевной болью, горечью и отчаянием, что у Димы дрогнула рука, и он чуть было не налил мимо стакана.
– Нормально, уважаемый. Присаживайтесь. Я вижу, вам тоже спешить некуда.
Незнакомец последовал его совету, сказал, устраиваясь на стуле:
– Признаться, я так и не понял, что здесь происходит.
– Как что? Бардак! Их дежурить поставили, а они водку пьянствуют. Правильно вы шуганули этих айболитов. А как тут терпеть? Ну, поехали.
Дима пропустил полстакана одним глотком, а незнакомец нетвёрдой рукой поднёс свою порцию ко рту, не справился с губами, и водка потекла у него по шее. Пирожков сразу потерял к нему уважение.
– Что у тебя глотка дырявая? – возмутился он пропадающему добру.
Незнакомец виновато улыбнулся и поставил стакан.
– Ты в какой палате лежишь? – спросил Дима очень строго.
– Я в могиле лежал.
Диму это откровение не смутило.
– Для жмурика ты, однако, неплохо выглядишь.
Незнакомец опять поправил галстук, и тут Пирожков заметил под его узлом пробочку.
– Вон ты с чем…. Ну и топорная, скажу, работа, – Дима погрозил в пространство кулаком. – Я бы этих айболитов.
За его спиной послышался лёгкий шорох, а затем визгливый глас Ксенофонтовны, дежурной санитарки родильного отделения:
– Это ж надо – стекло разбили, врачей лупят…. А навоняли-то….
– Это что, – сказал Дима. – Садись за стол, тут вот покойник водкой угощает.
– Будет врать-то. Вот я вас шваброй.
– Это интересно, стоит посмотреть – шваброй мёртвого человека не каждый отважится.
Увлёкшись бранью, санитарка не обращала внимания на второго собутыльника. А он сидел, сгорбившись, втянув голову в плечи, пряча лицо от взоров.
Вдруг выпрямился, глянул неподвижными зрачками ввалившихся глаз:
– Мария Ксенофонтовна, вы не узнаёте меня?
Санитарка, ахнув, хлопнула себя по мощной груди в разрезе халата.
– Беда-то какая! – пролепетала она, пятясь к двери. – Действительно мертвяк, да ещё говорящий. И так на Репина похож Семёна Ильича.
– А это я и есть, – печально сказал покойник.
– Да ну вас с вашими шутками, – сказала Ксенофонтовна. – Я вот завтра главврачу всё расскажу.