Она скрылась в коридоре, не закрыв дверь, и оттуда донёсся её голос:
– Георгий Иванович, ну, как не стыдно….
– Никак хозяева вернулись, – засуетился Дима.
Он вытряхнул содержимое пепельницы на листок бумаги, смял его и сунул в корзину для мусора. Потом растянул штору по гардине, прикрывая разбитое стекло. От ветра, гулявшего за окном, лёгкая ткань вздулась пузырём.
– Ого, да их тут коллективчик, – раздался голос из коридора. – Жорик, поднимай мужиков в палатах, сейчас мы их уделаем.
– Послушайте, – незнакомец шагнул к двери. – Я тоже врач и хотел бы с вами поговорить. Я – Репин Семён Ильич, работал здесь главврачом, может, помните такового? Да погодите вы….
В ответ раздался топот удирающих ног.
Мертвец остановился в дверях, повернулся к Диме, развёл руками и виновато улыбнулся. Оскал получился похожим на отвратительную гримасу.
– Эй! – крикнул откуда-то издалека сбежавший Георгий. – Убирайся отсюда, не то я тебя, гада, собственными руками задушу.
– Ты смотри, какая сука пакостная, – вторил ему дружок из другого конца коридора.
– Я врач, – откликнулся мертвец. – Семён Ильич Репин.
У Георгия на это было своё мнение:
– Ты, засранец, клинический идиот.
Подал голос и его дружок:
– Что делать будем, Жора, дела-то хреноватые? Откуда эта нечисть завелась? Ты звонил в милицию?
– Звонил, да разве ж их дождёшься…. Эй, валите отсюда, пока целы.
– Я – ваш бывший главный врач, – устало сказал Семён Ильич.
– Ты, приятель – козёл, и мне сказки не рассказывай. Я сам твою,… тьфу!.. его, то есть, могилу видел. Верно, Жорик?
– Нас не проведёшь, – подтвердил Георгий. – Финита ля комедия, жмурик. Сейчас мы тебя отпрепарируем.
Дима Пирожков звучно потёр щетинистый подбородок и произнёс многозначительно:
– Да-а, положеньице.
Внезапно он хлопнул себя ладонью по лбу и расхохотался:
– Какой же я осёл! Как сразу не догадался? Отдай ты им этот пузырь.
Он перелил в пустую бутылку воду из графина и выставил её в коридор:
– Эй, пискарезы, забирайте своё пойло и отстаньте от человека!
Затащив Репина в ординаторскую, он захлопнул дверь и стал баррикадировать её.
– Всё, как всегда – сильный пожирает слабого. Но ты не бойся, Ильич, я тебя не выдам.
– Ишь, клизматёры, – пыхтел он, двигая тяжёлую мебель. – Казённый спирт выжрали, водку из передачи свистнули. Нет у людей ни стыда, ни совести. Докатилась, Ильич, Росиия-матушка до последней черты. Но ведь есть мы с тобой. Ты же научишь меня, как мёртвым жить? Мы им ещё покажем. Даёшь революцию!