Шпага, брошенная Яшвилем, вонзилась в
мое тело, не заметив преграды в виде ночной рубахи.
- Умри франкофил! – с такими словами
Беннигсен вонзил свой нож мне в сердце.
Я вновь умирал, но сейчас, пусть и
был страх и боль, но и небольшое удовлетворение – двоих я точно с
собой забрал. Лизоблюды Зубовы отправились в ад.
Туман. Спокойствие. Нет ни речи
докторов, ничего! Видимо такой покой был дарован Мастеру и
Маргарите. Чем же я заслужил? Тем, что пережил яркие и ужасные
эмоции убитых русских императоров?
*……….. * ……….*
Ропша
28 июня 1762 г.
Снова помутнение. Понимаю, что лежу
возле стола и сознание сразу же сроднилось с мыслями… Петра
Федоровича – некоронованного императора.
В голове пронеслась буря эмоций и
мысли захлестнули сознание. Опять это «за что? я же хотел добра,
хотел мира, любить и быть, наконец, любимым. Они пришли от
Екатерины, но посмели оскорбить мою жену. Я заступился за честь
дамы и меня убили».
- Алексей, пиши, Екатерине Алексеевне
сам, - пьяным голосом сказал Федор Борятинский.
- Государыне, Федор, го-су-да-ры-не!
– Алексей Орлов наставительно поднял палец вверх, потом допив
очередную бутылку вина, усмехнулся. – Урода и так нужно было
кончать, он матушке, как кость в горле. Да и намекала она
иносказательно. Вон и медикус прибыл вскрывать его, а он еще
жил.
- Скотина, пить вино он отказался,
пришлось руки марать. А там яд такой, что уснул и не проснулся, без
боли, - высказался актер Волков, так же присутствующий при этом
действии.
Я лежал и старался не шевелиться, но
когда на щеку села муха, непроизвольно шевельнулся. Я уже был готов
рвануть, встать, уничтожить заигравшихся янычар и лживого,
бездарного актеришку, но ничего не происходило, наступила гнетущая
тишина, было непонятно кто где находится.
- Эй, пруссак, ты что живой? – задал
вопрос князь Борятинский и я услышал щелчок взводимого пистоля.
- Федька! Ты перепил что-ли? Уже
после твоего удара он умирал, а я еще и придушил урода шарфом, -
сказал Алексей Орлов, но, судя по звукам, извлек-таки шпагу.
Я открыл глаза, когда мне в голову
уже нацелился гвардейский сапог. Перехватываю ногу Борятинского и
резко ее докручиваю, лишая равновесия, и так дезориентированного
из-за алкоголя, убийцу.
- Ах ты, урод прусский! – взревел
Алексей Орлов и сделал выпад в мою сторону, выставив шпагу.