***
Сурово сведённые бровки обнажённой красавицы выглядят
несерьёзно.
— Ромхайн, если ты не перестанешь так себя торопить, ты скоро
сложишься и не сможешь больше ничего.
Ласковые пальчики жены нежно, самыми кончиками скользят по груди
мужа.
— Не сложишься, а свалишься.
— Не цепляйся к словам, ты меня понял. Мой муж почернел, как
арендатор, и высох, как забытый на печи сыромятный ремень. Тебе
нужно больше спать.
Роман прижал к себе супругу и поцеловал — долгим, нежным
поцелуем. Этайн сначала ответила, подалась ему навстречу, но потом
оттолкнула и зашептала сердито:
— Не пытайся заткнуть мне язык!
Волнуясь, она ещё иногда путает вильские слова. Роман
улыбнулся:
— Мне жаль тратить на сон ту часть ночи, которую мы не спим
вместе.
— Скоро нам придётся сделать перерыв.
— Почему?
— Глупый. Причину скоро заметит даже слепой.
Шишагов рывком сел на постели, уставился на жену, будто первый
раз увидел.
— Правда?
Довольная произведённым эффектом, жена потянулась,
соблазнительно изогнувшись. У Романа чуть дыхание не перехватило –
так и не привык за прошедшее со свадьбы время.
— Мы ведь старались, правда? — И рассмеялась счастливо, будто
серебряные колокольчики прозвенели.
Шишагов вскочил с кровати, подхватил жену на руки и зарылся
лицом в её волосы.
— Я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю, положи меня на место, муж мой, — шепнула
она ему прямо в ухо.
—Щекотно! — затряс он головой.
Набитый свежим сеном тюфяк тихо зашелестел под тяжестью двух
опустившихся на него тел. Последнее слово, Этайн, как всегда,
оставила за собой:
— В кузнице и без тебя хорошо справляются. Возьми Маху, погуляй
несколько дней в пуще, отдохни — я же слышу, как тебе хочется
побыть одному.
— Хорошо, — согласился Роман, — я так и сделаю.
И в лесу найдётся занятие. Шишагов давно туда собирался.
***
В старой дубраве солнечный луч нечасто добирается до земли —
только зимой и в самом начале весны проскользнёт между голых
ветвей, приласкает мимоходом первые подснежники. Летом здесь
зелёный полумрак, между уходящими далеко ввысь колоннами стволов
даже трава — редкость. Мох, и тот не растёт, задавленный палой
листвой. На земле – царство папоротников. Того и гляди, на
ближайшем пригорке выйдет из-за серых стволов какой-нибудь
аллозавр, улыбнётся безразмерной пастью. Но нет, не выходит ящер.
Только серые холки кабанов торчат над папоротником. Дикие свиньи
роют мягкую подстилку в поисках прошлогодних желудей, червей и
личинок. Сытые, наглые, учуяв человека, уходят нехотя, не торопясь,
мол — гуляем мы тут. Оборачиваются, наводя в сторону
подозрительного шума большие уши.