Одиссей с удивлением посмотрел на обнаженную бронзу в руке
Ахиллеса, потом перевел взгляд на Диомеда, потом снова на
скульптурную композицию «держите меня семеро».
— Убери меч, — сказал Ликомед. — Не видишь, это говорят не они.
Это говорит вино, которое они выпили.
— Да, — согласился Одиссей, — это не мы. Это вино в нас пыталось
тебя обидеть. Прими мои извинения, горячий Пелид.
Тон, которым говорил сын Лаэрта, ничуть не был похож на
извиняющийся, но Ахилл все-таки спрятал меч и позволил Патроклу
усадить себя на место. Феникс облегченно вздохнул, Ликомед налил
всем вина.
— О, герой богоравный Ахилл, сын Пелея, — сказал Одиссей. — Нас
прислал сюда Ага… Агам… мемнон.
— Кто? — спросил Диомед.
— Старший Атрид, — уточнил Одиссей. — Атрид хочет пригласить
Ахилла сложить голову во имя его славы.
Я не совсем понял, во имя чьей конкретно славы Ахилла зовут
сложить голову, но остальные, видимо, что-то поняли и не стали
заострять на этой фразе внимание.
— Он зовет тебя на войну, — пояснил Диомед. — На Трою. Ты дружен
с Агамемноном, богоравный?
— Нет, — сказал Ахилл.
— Ты присягал ему на верность?
— Нет, — сказал Ахилл.
— Ты видел его когда-нибудь, хоть раз в жизни?
— Нет, — сказал Ахилл.
— Тогда тебе ничто не мешает умереть за него, — сказал Одиссей.
— Хочешь, мы расскажем тебе об Агамемноне?
— Нет, — сказал Патрокл.
— Хороший он человек, Агамемнон, — сказал Одиссей. — Вождь
вождей, между прочим.
— Верный муж, — сказал Диомед.
(По возвращении с войны Агамемнон будет зарезан собственной
женой, вспомнил я.)
— Любящий отец, — сказал Одиссей.
(Перед началом войны Агамемнон принесет в жертву богам
собственную дочь.)
— Стойкий военачальник, — сказал Диомед.
(В критический момент сражения, когда ахейцы будут проигрывать
троянцам и те доберутся до их кораблей, сложит с себя командование,
которое примет Диомед.)
— Бескорыстный друг, — сказал Одиссей.
(Во время войны он отберет пленную девушку у Ахилла, желая
унизить последнего. У меня начало складываться впечатление, что не
один я знаю, как дальше пойдут дела.)
— Короче, гнида редкостная, — подытожил Одиссей.
— Как можешь ты говорить такое о человеке, которому присягал на
верность? — спросил Феникс.
— Я присягал, — сказал Одиссей с пьяной улыбкой. — Я признал его
владычество над Итакой. Я клялся в верности, я клялся исполнять его
приказы, я клялся воевать за него. Но я никогда не клялся любить
его, и я никогда не клялся его уважать.