Тот период своей жизни я помню плохо, потому что каша в голове
от всего произошедшего давала интересный эффект - так как
внутренние переживания были сильнее внешних раздражителей, у меня
отчетливо отпечатались пережитые сильные эмоции, а вот как звали к
примеру моих новых одноклассников, я сейчас ни за что сказать не
смогу.
С отцом я помирился через пару месяцев - все-таки я слишком
сильно его любил и люблю, но для меня это уже был другой человек.
Теперь я знал, что и он может ошибаться. Его мнение уже не было
последней инстанцией, и я начал предпочитать думать своей головой и
не строить иллюзий.
Я осознал тогда в первый раз в полной мере, что идеальных просто
нет. А потом еще ни раз в этом на своей шкуре убедился.
Никого нельзя ставить на пьедестал. Никого.
Потому как именно этим пьедесталом тебе через какое-то время и
прилетит. И чем он выше, тем будет больней.
Что касается матери, то примерно через полгода настойчивых
отцовских попыток вернуть семью, родители все-таки помирились. Но в
Домбай мама отказалась ехать наотрез, а папе, помешанному на горах
и дикой природе, совершенно нечего было делать в Москве. В итоге
компромисс был найден в самой дальней возможной точке -
Владивостоке, куда мы и снова переехали, чтобы начать жить
заново.
Отец продал туристический комплекс на Домбае, включающий
гостиницу и базу, деду и дяде, а дом, который строил сам, не смог.
Рука не поднялась, оставил нам с сестрой в наследство. И все это
время, уже почти пятнадцать лет, наш дом сдавался туристам как
элитный двухэтажный коттедж, который сейчас, в майское
относительное межсезонье, нуждался в плановом косметическом
ремонте.
Я щелкаю выключателями на своем пути, внимательно осматривая
коридор, ванные, гостиную, комнаты на втором этаже. Кидаю свою
сумку в самой большой спальне, которая раньше была родительской. Я
бы ушел с свою бывшую комнату, но здесь есть прекрасный
балкон-терраса, а я давно и плотно курю. Пить с моей работой даже
при сильном желании особо не получится, так что с выбором вредной
привычки было практически без вариантов.
Шаги глухим эхом расходятся по пустому дому, возвращаясь ко мне
волнами зябкого одиночества. Тишина стоит такая, что, кажется, я
слышу, как кружатся пылинки вокруг. И темнота. Сейчас я всему этому
даже рад. В последний месяц было столько разборок и криков, что я
уже и себя не слышал. Хочу вот так. Один.