Наступила длинная пауза. Губы
священника, сидевшего потупившись, беззвучно шевелились. Видимо, он
молился и в молитве просил совета у высших сил.
Потом словно бы очнулся и посморел на
меня как-то по-новому. Так, словно увидел впервые.
Взгляд у него был такой, что я как бы
мысленно попятился.
Силен, однако!
Надо было заканчивать этот
спектакль.
– Значит так, – произнес вставая, –
завтра к обеду – вы как раз службу закончите, – пришлю несколько
повозок с сундуками.
Туда упаковывайте все, что выдает
приверженность старой вере, мы все это увезем и спрячем. Надежно
спрячем!
В городе я объявлю, что наша церковь
обратилась к новой истине и теперь ее нельзя считать еретической.
Заодно выдавлю из них деньги на новый иконостас и книги. Не
откажут!
– Они не поверят, что я отрекся, –
тихо произнес священник. – Пришлют нового настоятеля.
– М-м-м… – Это была неожиданный для
меня поворот. Хотя, если подумать…Ну да, конечно… Вот я, лапоть, не
догадался.
Безусловно, батюшку, упорствующего в
своих убеждениях, как минимум лишат сана. Но если он отойдет мирно,
не давая повода для дальнейших репрессий…
– Так, – я взялся рукой за
подбородок. – Мы со следующей недели начинаем строить родильный дом
здесь неподалеку. Вон там, (показал рукой в нужном направлении). –
Нужен будет человек, который станет смотреть там за порядком.
Видя удивление моего собеседника, для
которого такое нововведение было неожиданным и отчасти даже
непонятным… Ну никогда такого не бывало! … счел нужным
пояснить:
– Слишком много женщин умирают
родами. Да и младенчики часто не выживают. Хочу это изменить. Вы
ведь за души людей боретесь? Вот и спасайте их. Во славу Господа
нашего.
Кажется, я опять сильно удивил
батюшку. Он снова чуть отстранился, разглядывая меня так, словно
сравнивал с кем-то очень знакомым и пытался определить: тот или не
тот?
– Я не совратитель рода
человеческого, – произнес устало, слегка отмахнувшись от его
испытующего взора. – Просто знаю, что так надо. Поверьте мне.
После чего встал и, не оглядываясь,
пошел к своей лошади.
А что еще говорить? Будет
упорствовать, прикажу связать. Или сам свяжу, если крестьяне
откажутся.
Но никаких самосожжений или массовых
казней на вверенной мне территории не допущу!
И знаю, что прав. (Хотя скорее всего
то, что произошло в храме, мне просто померещилось). Все равно
прав!