Бам-бам…Хрясь!
Дверь, наконец, не выдержала
экзекуции, и внутрь комнатки вломился дюжий мужик с красивой
окладистой бородой и в рясе, а за ним добрая полудюжина воинов в
зеленой форме и со странными продолговатыми штуковинами с остриями
на конце. В избе сразу стало тесно.
– А если Твари придут? Ты, сволочь, о
людях подумал?! Да за такие делишки Наместник у тебя даже эту
вшивую конуру отберет! – заорал мужик в рясе и замахнулся на вмиг
скорчившегося старикана.
– А ну охолонись, червь! – рявкнул я,
вбросив в этот «рявк» солидную порцию силы.
Мужик в рясе застыл, как вкопанный,
недоуменно глядя на меня сверху вниз.
– Только не убивай его, господин… Не
надо так… – зашептал старикан. – Но я отстранил его и спрыгнул с
топчана, оказавшись едва по грудь самому тщедушном из
присутствующих.
– Ты как смеешь врываться в сии
палаты?
А мужик-то, кстати, оказался
непростым. Был увешан заготовками чар, как новогодняя елка. Чего
там только не было. И щиты, и боевые махи, и исследовательские
сети. Вот и сейчас, глядя на меня, он аккуратненько и, как думал,
незаметненько, попытался набросить исследовательское
заклинание.
– Ты начинаешь меня злить, червь, –
сказал я, испепелив заклинание и отвесив мужику солидный силовой
пендель. – Я все еще жду ответа. Какого, мать его, хрена ты
врываешь в дом э-э-э…
– Меншиковых! – взвизгнул старикан. –
Тебе ли, отец Филиппий, не знать, что нам самим императором Петром
Великим дадено право поместье в Твери держать!
Смешно выпятив грудь, он встал перед
вооруженной толпой.
– Это что ль, поместье? – хихикнул
какой-то вояка.
Но Филиппию вдруг оказалось не до
смеха. Он вновь попытался набросить на меня поисковое заклинание
(еще более мощное), но я стер его с той же легкостью и угрожающе
ощерился.
– Кто этот малец, Александр
Данилович?
– Это тебе не малец, Филиппий, это
сын мой, наследник рода Меншиковых, э-э-э… Александр-младший!
– Александр-младший? Так откуда он
взялся? Ты ж бобылем здесь уже десять лет как кукуешь?!
– Из Сибири взялся… Да и не твое,
вообще, сие дело!
Отец Филиппий пожевал спрятанными в
бороде губами и медленно перевел взгляд со старикана Меншикова, на
меня. Я видел, как в его голове крутятся шестеренки. Ситуация была
непонятная.
И для меня, кстати, тоже. Я уже,
было, приготовился валить этих вояк на месте, но поминание
«императора Петра» заметно поумерило их пыл.