Он в отчаянии смотрел на Марка – верит ли тот? И слова, и взгляд, и голос Га я убедили Марка. Да он и сам осознал в эту минуту, как дорог был ему всегда сам Гай, как он гордился с детства своим старшим другом – его верностью, его силой, даже тем, что Гай легко и непринужденно может излить душу, не жалея ни эмоций, ни смеха, ни слез. Как порой хотелось Марку вот так же запросто уметь раскрыть свое сердце! Но… Марк так не умел. Ну не умел и все! Может, поэтому и смущался подобным откровениям в других?
К тому же – все-таки! – он сердился на Га я за его мелочную опеку! И на всякий случай Марк напоследок заметил шутливым тоном:
– Ты бы поменьше хлопотал обо мне – может, твои страхи и рассеялись бы!
– Не обещаю, – серьезно вздохнул Гай, – и это в твоих же интересах! – Порою Га й будто совсем терял чувство юмора.
* * *
«Гай, не скрою, мне было очень трудно общаться с тобой в последнее время. А тебе – со мною. Прими мои запоздалые извинения за все беспокойство, что я причинил тебе. Впрочем, остаюсь при своем прежнем мнении: твои хлопоты на мой счет были чрезмерны. Хотя понимаю, что двигали тобой истинно братские чувства, оценить которые я могу лишь сейчас, по прошествии многих дней и на изрядном удалении от Рима…»
Было бы еще справедливым отметить, что в те дни, последние римские дни, рядом с Марком находился Валерий, внимательно выслушивавший все, пьяные и трезвые, разглагольствования Марка, деликатно направлявший его идеи в разумное русло и просто даривший Марку свое бескорыстное и дружеское участие. Валерий, чуть ли не единственный, знал обо всех слабостях Марка. Не одобрял, не скрывал своего отношения, но и не воспитывал, как Гай. Кому, как не Валерию, Марк мог доверить свои переживания, свою душу? Выслушивал Валерий всегда внимательно, а напоследок кратко и просто делал рациональное заключение – так протягивают руку тому, кто по глупости или оплошности забрался в слишком глубокий ров и не может выбраться самостоятельно. А иногда, чтобы побыстрее отвлечь Марка от мрачных размышлений, просто уводил его – в термы, в театр, на бега. Как и тогда, после беседы о Гае…
* * *
– Вот видишь, – Валерий удовлетворенно подвел итог, – все разъяснилось легко и просто.
– Ты считаешь, надо все выбросить из головы?
– Именно так.
– Но теперь если не сам Гай, то необычность и некоторая – я бы даже сказал, мистическая, – странность этого случая продолжают беспокоить меня.