– Да что там, замужем, делать? – разведенная Мария теперь задорно‑легкомысленно высказывала «фи»
кольцам на безымянных пальцах, отдавая предпочтение ни к чему не обязывающим
ресторанным флиртам и, изредка, коротким курортным вспышкам страсти.
– Вопрос не в том, что делать замужем, вопрос в том, чтобы быть
замужем. –
Таисия, определенно, с фанатичным рвением поклонялась культу брачного штампа в
паспорте.
– Вопрос даже не в том, чтобы быть замужем, а в том, чтобы желать создать
семью, – тихим голоском провозгласила свою истину
Анечка.
Инга невольно улыбнулась: вот уж для кого
семья была бы и Библией, и священным храмом. Но скромная Анечка с ее
домостроевской покорностью в глазах слишком уж отчаянно смущалась своего
простоватого личика и мышиного цвета волос, чтобы представлять интерес для
местных скучноватых мужичков, не говоря уж о заезжих плейбоях.
Инга не стала вступать в полемику. Ее внимание
привлекли музыканты, которые закончили устанавливать свое оборудование и теперь
пробовали звук.
«Живая» музыка в ресторанах и кафе –
обязательный атрибут приморских городков. Обычный репертуар – выходящие из моды
попсовые хиты, чередующиеся с прокуренным шансоном и бессмертным лидером
курортного хит‑парада – «Владимирским централом».
Музыканты закончили последние приготовления, и
на площадку вышла певица. Инга бросила на сцену равнодушный взгляд и
повернулась к новым приятельницам: Машка как раз начала под одобрительное
хихиканье девчонок рассказывать какую‑то смешную байку. Но и рассказ, и смех
тут же потонули в первых аккордах до боли знакомого вступления. Инга вздрогнула
от неожиданности и, совершенно не беспокоясь о том, что покажется невежливой,
отвернулась к сцене, намертво приковав взгляд к певичке.
…Вот уж не думала, что столичные новомодные
веяния так быстро докатятся до провинциальных черноморских городков… И что в
репертуаре местных музыкантов рядом с попсой и шансоном может соседствовать другая
музыка. Каждая нота, каждое слово впивались в душу беспощадными гвоздями,
оставляя кровоточащие раны. Популярность Лёки и впрямь движется семимильными
шагами, раз ее песни, лишь недавно прозвучавшие в столичных эфирах, уже
перепевают провинциальные певицы – отчаянно фальшивя, неправильно расставляя
акценты, с надрывом выводя верхние ноты, отчего исчезает Лёкина искренность.
Ей, этой ресторанной певичке, просто катастрофически не шла песня. Не для ее
голоса, не для расшитого люрексом топа, еле прикрывающего полную грудь, не для
выбеленных перекисью кудрей, не для жеманно‑пухлых губ, с тщательностью
выговаривающих каждую букву… Инга, на мгновение прикрыв глаза, вспомнила Лёку:
ее подростковую угловатость, вздернутый подбородок и магию сильного голоса.
Лёкины песни в ее исполнении не были песнями, они были сокровенными мыслями,
тайной болью, протестом, спекающимся с отчаянием. Ее песни были и остаются ее
душой, которой она интимно делится со слушателем. Маленькая взрослая девочка,
так долго не верившая в свой талант и собравшая сейчас самые сливки признания и
славы. Девочка, которая на алтарь своего таланта положила самое ценное, что у
нее тогда было, – любовь. «Инга, ты меня простишь?..»