– По Инге?.. Да, скучаю, – нехотя признался он.
– Это хорошо, – обрадованно улыбнулась Лиза. И, чувствуя себя взрослой и
ответственной за отца, снисходительно добавила: – Но ты не очень скучай! Ведь
мы же скоро поедем к ней в гости. Правда?
– Правда, – ответил отец и потрепал Лизу по длинным вьющимся волосам. – А теперь – в кровать!
Пойдем, я тебя провожу.
– И посидишь со мной?
– Посижу.
– И сказку расскажешь?
– Елизавета, ну ты уже совсем взрослая для того, чтобы я рассказывал тебе
сказки! –
возмутился отец. Но затем чуть смущенно добавил: – Да и не умею я их
рассказывать. Это мама умела. Да Инга.
– Тогда я тебе расскажу сказку! – покровительственно ответила дочь. – Обещай, что
выслушаешь!
– И о чем будет сказка? О принцессах?
– Нет. О том, как мы поедем в Москву.
– Это не сказка, а правда… Но все равно я тебя послушаю, – поспешно добавил папа.
Когда они поднимались по лестнице, Лиза вдруг
замерла, будто к чему‑то чутко прислушиваясь.
– Лиза? Что случилось?
– Ничего, ничего, – помотала головой девочка. И с нарочитой беззаботностью быстро
взбежала по лестнице наверх. О том, что только что услышала чей‑то вздох, Лиза умолчала, как
умолчала и о зове о помощи. Только сейчас она поняла, что зовущий находился не
здесь: не в доме, не во дворе, не на улице и, может быть, даже не в этом
городе. Голос доносился откуда‑то издалека. Возможно даже, из Москвы. И из
прошлого.
В кафе, где ее должна была ждать Лёка, Инга
собиралась без волнения, будто на встречу с приятельницей, отношения с которой
уже давно потускнели и высохли, как опавшая листва, без надежды напитаться
живым соком. Впрочем, так оно и было: Лёка стала прошлым, пусть и не таким
далеким, но уже пережитым, оплаканным и похороненным без желания воскрешения.
Теперь это действительно была давняя приятельница, почти шапочная знакомая. И
Инга, даже если бы сильно пожелала, уже не смогла бы вспомнить, в какое
созвездие сливались родинки на животе Лёки, хотя еще так недавно казалось, что
эта интимная деталь навсегда останется в ее памяти.
На встречу она оделась максимально просто: в
темно‑синие узкие джинсы, заправленные в высокие сапоги на плоской подошве, свободный
джемпер и короткую кожаную куртку. Длинные волосы Инга поначалу собрала высоко
на затылке, но, увидев наметившиеся светлые корни, отказалась от этой затеи и
просто оставила распущенными. «Может, вернуться к своему натуральному цвету?» –
машинально подумала она, разглядывая в зеркале пробор. От природы Инга была
светло‑русой, почти блондинкой, но уже несколько лет подряд красилась в черный
цвет. Быть жгучей брюнеткой ей шло – такой цвет выгодно оттенял холодно‑серые
глаза и подчеркивал матовую белую кожу. Да и ухаживала она за волосами так, что
мало кто мог догадаться, что они крашеные. Казалось, от природы они были
темными.