Еще как понимаю. Сволочь знает, что деваться мне некуда - если
не заплачу, сестру выкупит какой-нибудь дворянин себе на утехи.
Императорским указом её отправили в монастырь, но лишь до тех пор,
пока она состоит в роде Вайнеров. Формальная опека любого другого
рода делает её бесправной заложницей, с которой могут делать что
угодно. Союзников у нас не было - никто не хотел связываться с
опальным родом.
А что могут сотворить с шестнадцатилетней девчонкой, я знал
слишком хорошо. В монастырях дворяне и купцы выкупали себе девушку
на любой вкус - нетронутую и, нередко, знатных кровей. Несколько
лет с ними развлекались, а потом их продавали в притоны, в лучшем
случае. В худшем же обезображенные бродячими собаками тела девиц
находили в дебрях Битцевского леса. Ни следов, ни примет.
И на Есеню положили глаз сразу несколько высокородных
извращенцев.
- Я достал деньги.
- О-о, что за славные новости!..
Да пошел ты, святейшество.
Я уже собирался оборвать связь, как голос епископа
изменился.
- И ещё кое-что, княжич. Пожертвование. Теперь храму нужно
четыреста тысяч. Я жду деньги через три дня. Иначе...
Не дав ему договорить, я положил трубку. Еще двести тысяч за три
дня...
Надвинув капюшон, я прошептал себе под нос.
- Держись, сестрёнка. Я тебя вытащу.
До ломоты стиснув челюсти, я закрыл глаза. Перед глазами снова
встал тот день, десять лет назад, когда моё детство
закончилось.
***
Это была самая яркая картина, которую я запомнил на всю жизнь. У
других княжеских детей, наверное, это был бы день, когда им
подчинилась магия, или первая встреча с кодексом их родителя.
А у меня - лицо матери, убитой на моих глазах.
Её остекленевший взгляд и сломанный меч, сжатый в напряжённой
руке. Выражение предельной решимости и струйка крови в уголке рта.
Взрывы и всполохи альва-энергии за окнами. Опричники в штурмовой
броне, ломающие двери в родовое поместье. Израненный отец, вставший
один против восьми гвардейцев.
Я помнил всё четко, словно это было вчера.
Рёв пламени и звон стали. Крик младшей сестры, до сих пор
стоявший в ушах. И слова отца, навсегда выжженные в памяти каленым
железом.
Каждый раз, когда я вспоминал их, то снова оказывался там,
посреди горящего особняка, перед трупом матери. Растерянный
десятилетний парень, сжимавший в кулаке острый и совершенно
бесполезный против магов нож.