Вечером третьего дня они поднялись на Мигенский хребет – отросток одного из могучих отрогов великого Ордона, увенчанного сверкающей короной вечных льдов. Этот хребет отделял Пар-Ликею, северную часть обширной и плодородной Ликейской долины, от долины Мигенской, более суровой, лесистой и дикой.
С высоты хребта крепкостенные Ликены казались брошкой, скреплявшей лоскутный плащ Пар-Ликеи, окроплённой озерцами и рощами, расчерченной квадратами полей и виноградников. Выше зияла горловина Ликейских Врат – единственного прохода через Гипарейские горы, которыми великий Ордон разделил Колхидор и северные земли.
На юге терялась в дымке Сет-Ликея, преддверие необъятного Колхидора. А на западе темнела Мигенская долина, охваченная полукольцом неприступных скал Западного кряжа.
– Нам туда? – спросила Алайя. – Угрюмое место. Много дичи и мало людей… В самый раз для тебя, правда?
– Правда. Надеюсь, и тебе понравится.
– А если не понравится?
– Дам тебе еду, одежду и провожу до южного выхода из Миген.
Она промолчала, и Хорса двинулся дальше, подыскивая место для ночлега. Вскоре на глаза ему попалась пещера, укрытая от ветра выступом скалы.
– Остановимся здесь.
Из ветвей мёртвого дерева он сложил костёр. Предоставив заботу об ужине Алайе, Хорса обошёл окрестности. Собрал ещё сухих ветвей, но воды не отыскал. Придётся пока обойтись запасом из баклаги.
Взобравшись на скалу, Хорса разглядел чуть севернее дорогу, которой пользовался обычно вместе с Тершей. Дорога была, конечно, пуста, но он провёл некоторое время, наблюдая за ней. К собственному удивлению, он обнаружил, что по-прежнему ожидает погони.
Происходящее плохо укладывалось у него в голове. Перед схваткой с Белайхой Хорса молился, прося души предков не дать совершиться несправедливости. Для него это значило невиновность Алайи, но она сама назвала себя ведьмой. Можно пытаться убедить себя в том, что она не творила зла, но что в таком случае пробудило столь глубокую ненависть горожан?
Какой-то парень повесился из-за неё – это объясняет чувства отца и друга, но что двигало остальными? Что побудило не только простых ликенцев, но и гипарея-копьеносца страстно желать смерти Алайи?
Да, горожан иной раз трудно понять, особенно когда они собираются в толпу. Толпа способна сделать такое, чего никогда не сделал бы каждый отдельный человек.