Или этого мало? Ведь дальше-то тоже пошло-поехало. Похождения
нашей группы власти не смогли скрывать. Да и наличие такого
подразделения, как наш отдел, в СССР поднимало престиж
правоохранительной системы в целом. Мы всегда справлялись с
поставленной задачей, принцип неотвратимости наказания за уголовное
деяние воочию могли лицезреть миллионы граждан. И сильным мира сего
пришлось признать, что в СССР маньяки все же существуют. Кроме
того, во всесоюзном НИИ МВД создали специальный
научно-исследовательский отдел, который стал заниматься изучением,
анализом, разработкой и внедрением методов по поимке серийных
убийц. Основной практический материал для работы отдела поставляла,
конечно же, наша группа.
В результате многих маньяков обезвредили коллеги из областей и
республик на местном уровне – буквально после пары-тройки эпизодов,
сохранив десятки жизней. Удалось избежать ошибок прошлого, когда ни
в прокуратуре, ни в МВД не было преемственности по делам данной
категории. Да и маньяков не было… На бумаге, то есть, не было. Не
признавали их и сразу старались избавиться от серийников. Казнили
буквально сразу после поимки, как это было с Ионесяном по прозвищу
Мосгаз.
Почему изначально так сложилось? Да потому что в процветающей
стране не должно быть преступлений. Ведь идеология гласила, что
криминал порождают плохие социальные условия, которых в советском
обществе просто нет и быть не может. Так пишут на плакатах, а
плакаты не врут.
Между тем, начиная с 1960-х годов, преступность в Союзе из года
в год только росла. Но такую неудобную статистику в массы никто не
афишировал.
Я поменял прошлое. Наша группа сработала лакмусовой бумажкой в
назревающем конфликте правоохранительной структуры и общества.
Советские граждане привыкли чувствовать себя защищенными от
преступных посягательств. И высокие чины решили, что им выгоднее
нас продвигать и декларировать наши успехи, показывая совершенность
правоохранительной системы СССР, нежели замалчивать и искажать
статистику. Тем более, что шило в мешке прятать становилось все
сложнее и сложнее.
Теперь цель моего попадания сюда стала прорисовываться куда
яснее. Я не изменил мир, никогда не стремился к этому. Но я делал
его безопаснее, делал его лучше.
Возможно, в этом и есть моя миссия – всё это только мои догадки.
Но поначалу своим предназначением я считал изменение судьбы моего
убийцы Олега. А теперь я стоял и чувствовал, что ничего не понимаю.
Так смог ли я ее изменить? Если парень опять просится работать в
милиции… Вот какого черта теперь с ним делать?