Папа был для меня сродни божеству. Самым любимым и добрым.
– Я выделю тебе комнату на первом этаже.
– Та, что для прислуги? – мачеха разворачивается, алые губы растягиваются в подобии улыбки.
– Тебя что-то не устраивает? – ухмыляется мачеха. – Завещание обязывает меня выделить тебе угол, но там не сказано какой именно, – сжимаю ручку чемодана, пальцы белеют. Ничего. Я справлюсь. Ради того, чтобы мачехе жизнь не казалась медом, я все вытерплю. Я позабочусь о «мамочке», доведу её до истерики, узнаю, что тогда случилось с отцом на самом деле. А потом уйду.
Мачеха открыла дверь, пропуская внутрь.
– А где Тося? Это же ее комната была? – небольшого роста девушка, обычная на вид, но у нее прекрасная душа.
– Выгнала за воровство, – я закипала от ненависти к мачехе. Думала, получится держать себя в руках, но эта… выгнала Тосю, у которой и нет никого, сирота она. Как она выпустилась из детдома, устроилась к нам в дом. Влюбилась в отца, но он относился к ней как к дочери. Когда отец женился, она проревела целый день, сидя в этой комнате.
– Скорее всего, она сказала правду. А её ты не любишь. – Мачеха хмыкнула и вышла.
…Солнышко ярко светит, иду через заброшки, радостно подпрыгивая. Уроки закончились раньше и это радовало. Был ещё повод. К моим противным сестрам, придет мальчик, их ровесник. Матвей.
Как только смотрела в эти голубые топазы-глаза – сердце приятно ёкало, щеки краснели. Он мне нравится. Очень.
Я сотню раз написала его имя в розовом дневнике. Я для него всего лишь малявка, шестиклашка. Но смотреть-то на него можно?
Проходя мимо полуразрушенного садика, вижу папин автомобиль. Из выхлопной трубы валит дым, папа как то странно повернул голову на бок.
– Уснул, – улыбаясь, подкрадываюсь. Хочу напугать его. Как обычно, сказать «бу», и отец, как обычно, испугается, погонится за мной, чтобы защекотать.
– Бу! – говорю, открывая дверь машины. Но он не реагирует, даже не повернулся. – Пап! – трясу его за ворот рубашки. Но он не поворачивается. Мои пальцы мокрые, растерянно смотрю на алые пальцы.
– Па… – разворачиваю его лицо, и ору в немом крике открыв рот, жадно хватая воздух. Его глаза неестественно белые, в них застыл страх. Папа никогда ничего не боялся. На мощной шее красная полоса, из которой бежит кровь.
– Нет, – отступаю на шаг, ноги подкашиваются, и я падаю в грязь. Я понимаю, что отец мертв. Я столько ужастиков посмотрела. Но в жизни это намного страшнее.