Донос был
богато украшен деталями и подробностями его якобы встреч и бесед с
Монту, советники короля внимательно слушали говоруна, видимо,
пытаясь найти в его словах хоть какое-то противоречие или изъян, и
судя по их мрачным лицам, изъяна обнаружить они не
могли.
Хотя нет,
могли! Судя по всему, д’О начал что-то понимать — вон загибает
пальцы, да и у д'Эпернона то выражение задумчивости, которое обычно
появляется на лицах людей, когда они видят, что их беззастенчиво
дурят. Конечно, они-то, в отличие от Крийона, Жуайеза и остальных,
прекрасно знают, сколько забот и обязанностей у губернатора
провинции и контролера финансов. Он просто не может позволить себе
мотаться туда-сюда между Туренью и Парижем. Четыре поездки за два
месяца?! Да он смеется что ли!
Монту
закончил свою речь, эффектно бросившись на колени перед королем, с
рукой, воздетой к небу и словами о Божьем суде. Король ласково
велел мерзавцу подняться. «Шут!» — зло подумал принц.
Тишина в
королевском кабинете повисла поистине кладбищенская. Жорж-Мишель
подумал, что после таких эффектных слов и королевской милости к
клеветнику его точно не станут слушать, на что бы ни надеялись Ален
и Амио. Кузен отчего-то поверил в этот бред, впрочем, почему «от
чего-то»? Кольцо, показанное Монту, определенно было его. По
крайней мере, выглядело таковым — не иначе испанская подделка. Ни
один из французских ювелиров не стал бы копировать его печать без
его ведома. Что ж, семь лет назад был фальшивый кинжал с его гербом
— теперь фальшивое кольцо. Ничего нового!
Луи-Ален
отвернулся, не в силах сдерживаться. Он не должен плакать, не
должен проявлять слабость... В памяти сами собой всплывали события
прошлых лет: королевская прихожая, д’О и крестный у входа,
заряженные пистолеты и обнаженные клинки… Сколько времени прошло,
но юный принц видел это как будто наяву. Два человека изо дня в
день доблестно охраняют короля, спят и бодрствуют по очереди, там
же едят, да попросту живут в прихожей, пока в Париж не вошли
войска…
И теперь,
после всего — верить в покушение на короля? Это какой-то ночной
кошмар... Сын Генриха не мог понять, как его отец мог поверить в
такую очевидную ложь, как другие люди могут внимать этой лжи и не
обвинять Монту в клевете.
Епископ
Амио напротив был спокоен и сосредоточен, и, казалось, вовсе не
слушал слова гасконца. А потом Жорж-Мишель с некоторым удивлением
заметил, что он что-то старательно записывал в красивом блокноте с
золотым обрезом.