Его
высочество принц Блуа размышлял о том, что к довольно длинному
перечню своих недостатков бывший друг решил добавить еще одно —
лицемерие.В правосудие короля,
как и в то, что Генрих прислушается к нему, Жорж-Мишель
уже не верил, хотя бы потому, что в таком случае Монту еще полтора
месяца назад угодил бы в Бастилию и на дыбу. Или Генрих решил
разыграть спектакль на манер своего испанского «брата» и осудить
кузена в присутствии Малого совета? Тогда понятно присутствие на
совете Крийона — лучшего свидетеля для французского и европейского
дворянства не найти. Что ж, если все так, тем более не стоит
переживать о неизбежном. Но вот высказать Генриху, что он думает об
обвинении и о нем самом, он может.
Единственное, что удерживало принца от резких речей —
это присутствие на совете крестника. И какой стервец потащил на
судилище Алена?!
А потом
Жорж-Мишель подумал, что это крестник настоял на своем присутствии
в Совете. Это он нашел в себе силы прийти сюда.Мальчик что — надеется, что Монту смутится в его
присутствии, устыдится Крийона, раскается от вида епископа Амио?
Впрочем, Ален всего лишь ребенок и все еще полагает, что в жизни
все происходит как в рыцарских романах, и мерзавец обязательно
смешается, вынужденный лгать прямо в глаза своей жертве. Но, по
крайней мере, он сумеет проситься с мальчиком, которому много лет
заменял отца.
Зато
Монтуразливался певчим птахом,
стремясь угодить королю. Он рассказал все — как обнаружил в казарме
пакет с письмом и золотым перстнем с печатью Валуа-д’Алансона, как
тайно встретился с принцем в Париже, как недостойный принц призывал
его расправиться с его величеством и как он притворно согласился,
только для того, чтобы предупредить короля об опасности.
Он разве
что стихами не говорил. Жорж-Мишель с брезгливостью размышлял, что
с таким краснобайством этому человеку стоило бы играть в театрах
или идти в уличные зазывалы. Свое обвинение он произносил с
удовольствием, и Жорж-Мишель вдруг осознал, что этот человек был не
слишком похож на обычное орудие, и, кажется, возможность отправить
на эшафот принца крови и вправду доставляла ему радость и
наслаждение. Принц Блуа в очередной раз с досадой подумал, что
Тассис разбирается в людях куда лучше, чем он.
Луи-Ален де
Шервилер, бастард короля, резко выдохнул, прогоняя непрошенные
слезы, и Жорж-Мишель повернулся к крестнику, взглядом подбадривая и
утешая.