Топот
копыт.
— Не
убивайте его, — тон одновременно приказной и просящий.
Лео
подумал, что день заканчивается не так, как ему бы хотелось.
Опустил шпагу. Десяток солдат во главе с мстительным юношей были
весомым аргументом.
«Это их
дела, — подумал Лео, — я не буду вмешиваться в их дела и ссориться
с влиятельными испанскими грандами. Ради моего принца я не должен в
это вмешиваться».
Голос
юного гранда оторвал Лео от его размышлений:
— Вы не
ранены? — к удивлению Лео, в голосе испанского дворянина звучали
неподдельные тревога и участие.
Лео мотнул
головой — царапина.
— Я так и
знал, что ты не посмеешь явиться сам, — яростно выкрикнул плененный
идальго, — что ты пошлешь кого-нибудь из своих друзей на встречу со
мной! Ты… Ты…
— Заткните
ему рот, — столь же яростно отозвался его соперник. — Ты заплатишь
за мою потерю, негодяй!
«Это их
дело, — повторил про себя Лео, — их, а не мое…» И все же... Ни один
из молодых людей не был достоин сострадания, но одного из них ждали
пытки и колесо.
«Это не
мое дело, — повторил про себя Лео, — но кто-то же должен проявить
милосердие, о котором молила несчастная Лаура».
Незаметный
жест, незаметный удар — стилет вошел точно. Болезненный вздох и
удивленный взгляд молодого идальго. Благодарный кивок.
Кровь
раненого смешалась с его собственной. Никто ничего не
заметил.
Лео решил,
что обязательно закажет благодарственный молебен или даже два.
Неизвестный ему идальго не переживет эту ночь. Он смог выполнить
просьбу казненной и при этом не навредить своему
господину.
Оставалось
сесть в седло пойманного солдатами коня и проехать вдоль реки,
выбросив из головы все мысли и воспоминания.
— И во
что ты вляпался на этот раз? А, главное, как? — притворно суровый
тон молодого правителя Релингена не мог ввести в заблуждение верную
Тень, и все же он не совсем понимал, что имеет в виду его государь.
Филипп явно пребывал в прекрасном расположении духа, впервые после
праздника в его честь
Лео
подхватил настроение господина и деланно развел руками, всем видом
показывая, что не вполне понимает слова юного принца.
Филипп
продолжил монолог, но и он не слишком прояснил дело:
—
Вообрази! Сначала молодой герцог поджидает меня в приемной короля,
бросается ко мне с таким видом, будто я его любимый старший брат, и
что-то говорит о том, как дворянин из моей свиты спас его жизнь и
честь, и он просит моего разрешения представить этого дворянина
отцу. Потом его отец назначает мне встречу, осыпает похвалами,
будто я девица на выданье, превозносит героическое поведение моего
дворянина, и, выяснив его происхождение, просит, понимаешь ли —