Тем временем Таня немного осмелела. Она, наконец, подняла глаза
на Максима и даже улыбнулась ему – коротко и ободряюще. В глазах её
отражалась россыпь мелких огоньков. Сузившись от улыбки, они стали
формой напоминать миндаль. И у Максима отчего-то возникло ощущение,
что между ними какая-то тайна. И он, повинуясь инстинктивному
порыву, коротко подмигнул Таньке.
Та вдруг коротко прыснула, отчего её впадинка между ключицами
очертилась ещё сильнее. И, кажется, стала смелее двигать бёдрами. И
пару раз даже вписалась коленкой в его ногу. Не сказать, чтобы
Максим остался этим недоволен.
Двигаться стало легче. Таня уже не стеснялась отстраниться, тяня
Максима за руки, и при сближении совершенно не чуралась физического
контакта. Наверное, будь эта песня чуть зажигательнее, она бы в
конце концов решились на какое-нибудь гимнастическое па. Не даром
же она ходила на гимнастику вот уже третью неделю.
Но песня мало того была медленной, но и не бесконечной. И Максим
вдруг подумал, что его первый танец скоро закончится. А его чувства
уже стали скорее приятными, чем какими-то ещё. И у Таньки оказалось
очень гибкое, послушное тело. И пропорциональная, изгибистая
фигура. И вообще она чем-то напоминала куклу. Не Барби, но тоже
очень интересную модель.
Максим вдруг подумал, что и весит она, наверное, как кукла.
Несмотря на то, что веса кукол он не знал. Но мысль эта всё равно
никуда не делась. И очень захотелось проверить, так ли это на самом
деле.
Голос солиста начал угасать. Ещё немного, и больше шанса, скорее
всего, не представится. С другой стороны, Таньке это может и не
понравиться. Может, её радость, с которой она пока что смотрит на
Максима, не такая многообещающая, как ему кажется. И вообще
доподлинно неизвестно, на что способна эта «кукла» и с каким она
сюрпризом. И всё же этот костюмчик так и располагает к
легкомыслию…
Будто бесёнок стал кусать его за левое ухо. И в солнечном
сплетении защекотало ожиданием шалости. Максим снова заглянул в
глаза, заполненными точками разноцветных звёзд. И что-то в них,
возможно кажущееся, заставило его выбросить Танькины руки из
ладоней. У той за секунду переменилось лицо: из
приятно-добродушного оно вытянулось растерянностью. Даже что-то
детское, вроде обиды и непонимания несовершенств этого мира, укором
воззрилось на Максима. Но он не стал никак отвечать на безмолвный
вопрос. А просто наклонился и, пока не поздно, схватил Таньку
повыше талии. Руки на автомате дёрнули её вверх, а глаза наблюдали,
как опять меняется выражение её лица: в этот раз на нём проступает
неожиданность, переходящая в крайнюю степень офигевания. Кажется,
глаза Таньки стали размером с хорошее блюдце, если не с небольшую
тарелку.