Сэдрика слега потряхивало. Кирилл, глядя, как дрожат его пальцы,
сперва подумал, что это – чертовское нервное напряжение, но тут же
сообразил: да холодно же ему! Он при минусовой температуре – в
драной брезентовой ветровке и почти босой.
Люди – скоты, подумал Кирилл. И я с ними заодно. По улице бродит
несчастный псих, одетый в лохмотья, калека, наверняка простужен –
хорошо, если не воспаление лёгких. Судя по состоянию одежды, бродит
давно, очевидно, голоден. И никому нет дела. Можно упасть на
асфальт и подохнуть – никому ты не нужен, Сэдрик, бедолага.
– Ну хорошо, – сказал Кирилл, улыбаясь. – Я, король Эральд,
сейчас пойду в свою резиденцию, а ты – со мной. Поговорим по
дороге.
Тащить домой грязного, оборванного и сумасшедшего бомжа было не
меньшим безумием, чем называть себя королём Эральдом. Кроме
прочего, Сэдрик мог оказаться вором, наркоманом и убийцей. Но круг
душного благополучия так хотелось разорвать хоть чем-нибудь, а
парень, не пытающийся сходу понравиться и навязаться в приятели,
вызывал такую симпатию и жалость, что Кирилл не обратил внимания на
голос здравого смысла.
Сэдрик несколько мгновений стоял и испытывающе смотрел на него.
Потом спросил:
– Ты серьёзно, государь?
– Серьёзно, – кивнул Кирилл и сделал серьёзное лицо. – Мы
пойдём, а ты мне по дороге расскажешь всё это интересное по
порядку, да? Про божью милость, про знаки... что это за знаки?
– Ты светишься, – снова сказал Сэдрик, направляясь следом за
Кириллом. – Ты далеко светишься, сильно. Дар тебя чувствует миль за
десять. Но ты ведь не знаешь... – перебил он сам себя, и это
прозвучало странным образом здраво. Сэдрик будто размышлял, как
донести до Кирилла свою безумную теорию, чтобы быть с гарантией
понятым. У Кирилла не было опыта общения с психами, но, после
фильмов и книг, ему казалось, что понимание окружающих должно
казаться шизофренику само собой разумеющимся.
– Объясняй, – сказал Кирилл. – Не торопись.
Сэдрик думал. Тень ненависти исчезла с его изуродованного лица,
сменилась каким-то даже мрачным расположением.
– Знаки милости Божьей, – сказал он медленно, наблюдая за
Кириллом, будто пытаясь отследить уровень его понимания или
доверия. – Руки целителя, вера тварей лесных и полевых, носимая
благодать, женская любовь и слух, склоняющийся к подданным. Всё
есть, да?