Обстоятельства речи - страница 6

Шрифт
Интервал


А впрочем, хочешь, кричи, не хочешь, молчи,
ибо никто не внемлет твоим смешным словесам.
И тут уже ни врачи, ни золотые ключи,
ни золотые рыбки, ни «Отворись сезам»
Боже, хвалы моей не премолчи,
а всё остальное, Боже, можно я сделаю сам?

псалмы 119—133

Что даст Тебе, Господь, лукавство языка?
Лишь подчеркнёт умышленность обмана.
И я пою Тебя, хоть жизнь моя горька
в кровавом мельтешеньи балагана.
О мире говорю – в ответ несётся брань.
О мёртвых плачу – множатся погромы.
Так с первых дней моих. Но душу мне не рань
молчанием своим. Дай жизнь живому.
Когда б не власть Твоя, мы б канули в огне,
в сетях пропали, захлебнулись в водах.
В чужой благослови не сгинуть стороне,
не раствориться в весях и народах.
Слезами в землю нашу лягут семена
и прорастут, и полю быть зелёным
и дать нам урожай – пусть наши имена
уйдут в зерно и небо над Сионом.
Когда моей рукой Ты мой не строишь дом,
не охраняешь город от напастей,
напрасно тяжким изводить себя трудом,
на стены ставить стражу от несчастий.
Из глубины души зову Тебя и жду,
молюсь, надеюсь, верю, уповаю.
Пошли Израилю счастливую звезду,
как я Тебе – любовь, себя смиряя.
Сбивая сердце в кровь, к Тебе я восхожу.
Тысячелетья лишь Тебе я внемлю.
Тебе – моя душа. А тело положу
в Твоею волей созданную землю.

псалом 136

Не утихает дождь и в шуме ровном
сквозь скучной равномерности гипноз,
в бормочущем шаманстве суесловном,
как гвоздь в мешке, вопрос, ещё вопрос.
С усердием дурного эпигона
потоки вод бурлят по мостовым.
Вступают в город реки Вавилона,
на перекатах хрипом горловым,
в чужой земле неволя песни Бога,
в потеху насмехающимся петь,
тоскуя по домашнему порогу
и очагу, где душу греет медь.
Куда? Зачем? От рабства окаянства
куда глядят глаза сквозь линзы слёз?
Туда, где в тёплой сени постоянства
хор детских голосов разноголос.
Сомкнуть ладони, не рассыпать манны,
напечь мацы и накормить детей.
Не петь, не петь пока врагу закланны,
но тихо помолиться без затей.
А дождь идёт…

«Богу по-разному молимся…»

Богу по-разному молимся.
Но преклоняю колени я
перед псалмами твоими,
где в рудниках искупления бьётся твоё исступление,
славя Единого имя.
Птицы гордыни взвиваются атомными колесницами,
рвут небесное ложе.
Тысячелетия канули,
скользнув над твоими страницами.
Оглянешься, а всё то же.
Та же на сцене трагедия. Сменились лишь декорации.
Кесари ходят по девкам,