– Как будто у меня была цель кого-то обмануть! Андрей сказал: придешь, вручишь подарки, раскрутишь мамашу на всякие трюки, стишки и песенки, – и отчаливай.
– Не хило за такую халтуру полтыщи получить!
– Четыреста. Мне эта цифра была названа.
– Софья еще сто набавила. Говорит – за моральный ущерб от невольного обмана. Но – не за просто так. За работу. – Я почувствовала, что мой голос отдает металлическим холодом, на что он молниеносно среагировал.
– Вот и оставьте их себе. Развлеките себя самостоятельно, а я поспешу в посольство.
– Так там же не подадут салат по-гречески?!
– А я как раз салат по-гречески терпеть не могу!
Что? Какой-то самозванец и халявщик будет тут капризничать?
– Ну и валите отсюда! – Я разозлилась не на шутку. – Жрите своих ящериц, запивайте их верблюжьей мочой… Вон отсюда!
Не знаю, что на меня нашло. Может, родинка над верхней бровью – точно такая же, как у Бородавчика. И тоже – слева… Я схватила его за шиворот, изрядно приподнявшись на цыпочках, и потащила к двери. А когда вытолкнула, швырнула вслед деньги и красный мешок, с которым он явился. Захлопнула дверь, сползла на корточки – и заревела.
В дверь позвонили.
– Пошел вон! – заорала я. После паузы вновь раздался звонок, уже более настойчивый.
– Ну что вы все от меня хотите? – я распахнула дверь. – Чего вам еще?
– Подарки… – Он был так растерян, что мне стало жалко его.
– Какие еще подарки? Сто пятьдесят евро вам мало?
– Вот – детям. – Он протянул мне мешок. И деньги.
– Подарки давайте. А деньги оставьте себе. И убирайтесь отсюда. А я тут… – Я глотнула воздуха, чтобы не зарыдать, но, видно, было уже поздно. Слезы хлынули из глаз, рыдания вырвались из груди – и это были, наконец, те самые, целительные, настоящие бабьи слезы, которые облегчают душу окончательно.
– Теперь поняли, почему на мне клоунский грим? – зло крикнула я. – А у вас маска – для прикрытия лицемерного равнодушия и жесто…
Он не дал мне договорить, обнял железным обручем и прижал к себе.
– Плачьте. Я вижу, с вами что-то серьезное случилось, а я тут… Глупо вышло… Простите.
***
Прошла целая вечность, а я все еще рыдала – и скоро красное на его костюме стало бордовым, голубое – синим, а оранжевое – коричневым.
– Ну вот, загадили мне костюм. К послу меня теперь точно не пустят… – Улыбаясь, он гладил меня по волосам. Затем осторожно снял с меня шапочку и парик.