Он невесомо проводит носом по моей щеке от уголка губ и до самого уха. Дрожью прошивает до боли в коже. От этого практически целомудренного движения и запаха сигарет, смешавшегося с его дыханием, у меня словно натягиваются все нервы, прохудившиеся канаты скручиваются узлом внизу живота. Я непроизвольно и слишком шумно выдыхаю, не справляясь с управлением собственного тела, а он усмехается, жестоко, беспощадно. Знает, как действует на меня.
— Никто не пахнет так, так ты, — Макс словно достает эти слова из моей головы и произносит их сам. Мой же язык тяжелеет, не в силах повернуться, чтобы сопротивляться ему.
Он всегда так делал. Читал мои мысли и обращал их против меня. Хотя, возможно, все дело в том, что я не умею скрываться от него. Не умею быть с ним не собой. Не могу оттолкнуть, потому что это почти то же самое, что оттолкнуть саму себя.
— Давай как раньше, — прикусывает мою мочку слишком острыми зубами (или это я, как оголенный провод, слишком ярко принимаю сигналы), чуть тянет вниз так, чтоб я закинула голову. — Скажи мне, чтобы я уходил.
Его горячая, как сам ад (мой личный ад), ладонь забирается мне под свитер, едва касаясь очерчивает ребра, заставляя меня часто дышать сквозь стиснутые зубы, подбирается к краю кружевного лифа, обводит косточку, немного приподнимая мою грудь костяшками пальцев.
— Макс, — даже такие незамысловатые ласки сносят мне крышу. Тони в нем, Лера, лучше в нем.
Тело вспоминает его мгновенно, будто он всегда был рядом. Будто всегда его руки лежали на моей коже, потому что так правильно. Потому что так нужно. Мне. Ему. Обоим.
Собака признала своего первого хозяина. Так пошло, стыдно и бесхребетно, но именно так.
Его пальцы ныряют под тонкую ткань, и по типу сигареты сжимают мой твердый сосок, оттягивают его, отпускают и трут, вызывая у меня уже несдерживаемый стон. Я цепляюсь рукой за его плечо, чтобы не рухнуть замертво. Я тот самый утопающий, а он — то, что может меня спасти. Мне уже все равно, что мы находимся в чужой квартире, плевать, что за страшные вещи тут происходили, неважно зачем мы пришли. Мне просто необходимо, чтобы он меня поцеловал. Прямо сейчас.
— Ты моя, помнишь? Ничья больше. Они все уйдут, и у тебя опять останусь только я, твой ненавистный кошмар, — втягивает в себя кожу чуть ниже уха, и я прикрываю глаза, отдаваясь, забываясь, растворяя себя в нем собственноручно. — Ты всегда будешь рядом. Я так сказал. И мы со всем справимся.