* * *
Где я сейчас? В это почти невозможно поверить, но я сижу на втором этаже дядиного особняка. В окно ко мне лезет потрёпаннная грушевая ветка. Я смотрю на эту ветку и сочиняю про неё осеннее хокку. Мой старый комп в прокуренном корпусе приехал сюда вместе со мной. Из соседней комнаты слышно, как Макс точит когти о тётушкину гобеленовою козетку. Я не вмешиваюсь: эту пижонскую козетку с позолоченными кривыми ногами я решил предоставить Максу. Представляю, как взбесилась бы моя бедная тётка. Она ненавидела животных в доме, и кошек в особенности.
Когда мы с Максом отсюда съедем, я куплю ему нормальную когтеточку и хорошую кошачью будку, обитую мохнатым ковром. А любимому компу я куплю новый кулер и второй жёсткий диск на целый терабайт. Я не знаю, нужен ли мне этот самый терабайт, но, коли уж есть у меня теперь такая возможность… А ещё мне по-прежнему нужны новые штаны. Со всей этой вознёй с нотариусами и адвокатами я совершенно забыл, что на свете бывают магазины, где продаются штаны. Но возня того стоила.
С адвокатом мне волшебно повезло. Наши с матерью наследственные права на дом были совершенно бесспорны, а вот за долю в дядином бизнесе пришлось покусаться. Но ловкие руки стряпчего вынесли мне шматок дядиного бизнеса на жостовском подносе. Издержки были минимальны и совершенно логичны. Впрочем, я не стал королём штукатурных смесей и наследным принцем тротуарной плитки. Я тут же продал свою долю дядиному заместителю и совладельцу.
Выморочный особняк я тоже продам – вместе со всей мебелью. Для человека, выросшего среди бельевых верёвок и книжных шкафов в проходной комнате хрущёвки, шесть комнат и два этажа с мансардой – непонятное расточительство. К тому же, среди этого бессмысленного пространства едва ли найдётся уголок, который меня не раздражает. Позолота и лепнина, каскады хрусталя, зеркала и масляные натюрморты с ананасами и битыми рябчиками… Теперь, когда у меня появился выбор, моё «фи!» не будет гласом фрустрированной лисы, вопиющей в винограднике.
И вы без труда поверите, что такое же спокойное «фи!» было написано на лице моей матери, когда она нашла тёткину коробочку с золотом. Равнодушно перебрав цацки, «бедная Ирина» вручила всю коробочку домработнице Алине.
– Ирина Викторовна, я же не смогу это носить…
Разумеется. И никто бы не смог, зная историю этого золота. В итоге его, кажется, продали ювелирам как лом.