— Полгодика? Ну-ну, выслуживайся.
Думаешь, Галина тебе шоколадку купит?
— Зря глумишься. Галина Игнатьевна из
тех, кто добрых дел не забывает, а за тебя уж и подавно вниманием
не обойдёт. Нельзя хамить таким людям, Дон, нельзя.
Переговариваясь, дошли до ангара с
БТР. Дальше Ковтуна не пустили, командир бронетранспортёра по рации
вызвал конвой из фермерской охраны. Те приняли меня под белы
рученьки и отвели в знакомую камеру.
С той поры, когда я отдыхал в ней
последний раз, ничего не поменялось. Принудильщики сидели
вперемежку с донорами, последних можно было определить по серым
лицам приговорённых к трансформации. Я сочувственно причмокнул, но
не более того. Из тех, кого мы взяли в рейде, не было, успели
отправить на трансформацию. Процесс капитализации начался. Сколько
дней прошло? Два? Сейчас они ещё выглядят нормально, а вот завтра
начнётся ломка. Семьдесят рыл одновременно начнут орать. Впрочем,
орали и сейчас. Крики, вопли и рычание не утихали в яме ни на
минуту. Подобный аккомпанемент на «Лунную сонату» не вытягивал,
поэтому спать под него так себе удовольствие, но куда деваться. Я
прошёл подальше от решётки, раздвинул пару тел, освобождая место, и
прилёг. Утренний развод на работы закончился не меньше часа назад,
до обеда можно спать спокойно.
Смешно получилось: шёл в яму и попал
в яму, правда, не туда, куда стремился. Что я там говорил, Матрос
со смеху сдохнет, когда меня увидит? Так и случилось, пускай гроб
себе заказывает.
Напротив у стены сидела девчушка,
которую мы с Гоголем приговорили. Детей к работам в яме не
привлекали, но от наказания не освобождали. Всего таких
недоработников в камере оказалось пятеро. Ещё три девочки и мальчик
что-то чертили на полу, проговаривая вслух считалки, иногда
вымеряли пальцами квадраты, но чаще отвешивали друг другу
полновесные щелбаны.
— А ты что с ними не играешь? —
спросил я.
— Они из третьего блока, у нас война.
Мне нельзя с ними играть и разговаривать.
— Я тоже из третьего блока.
— Ты взрослый, ты не считаешься.
— Тогда садись рядом, — я
бесцеремонно подвинул ещё одного соседа. — Хочешь историю
расскажу?
— Какую?
— А какие ты любишь?
— Страшные, и чтобы было немножко про
любовь.
— Не рано тебе про любовь?
— Не рано. Про любовь никогда не
рано, особенно про красивую. Знаешь такую историю?