- Свет, - Мёдб поднесла бабочку к губам и резко вдохнула. Губы
её сомкнулись, а щеки дернулись.
Это было… странно.
- Свет, горящий в ночи, - она улыбнулась, а я сумела не
вздрогнуть. – Вот чем она была. И пусть свет этот незрим был
глазами, но его чуяли… и мой внук в том числе. К этому свету
стремились, как путники спешат к огню, дабы защитил он их от тех,
кто таится во тьме, согрел, сберег.
- Но…
Если стремились, то почему мама осталась одна? И как…
Мёдб поднесла палец к губам.
- Не спеши, дитя… мой сын, узнав о том, что сотворила кровь от
крови его, разгневался. И был его гнев столь силен, что отрек он
свое дитя от имени, и отсек ветвь его рода, и велел уходить, не
оглядываясь, и не возвращаться.
Странно как.
Мне почему-то другой разговор вспоминается. Люди, нелюди… не так
уж мы и различны.
- Внук мой тоже оказался горд. И сказал, что если так, то не
нужны ему ни отец, ни род, ни само священное древо. И ушел, не взяв
с собой ничего.
Дети.
Повзрослевшие телом, но не разумом. Или это я такая, слишком
вдруг уж взрослая, понимающая, что в мире большом одной любви,
чтобы выжить, не хватит?
- Они были детьми, - повторила Мёдб. – Я пыталась сказать это
сыну, но, боюсь, сделала лишь хуже. Он обвинил во всем меня.
Сказал, что это я в своем неуемном любопытстве открыла мальчику
путь к людям. Будто он когда-то был заперт или запрещен.
Это уже прозвучало раздраженно.
И я почти увидела, как нервно дернулся кошачий хвост.
- Тогда и я, оскорбившись, ушла, решив, что время и тишина
остудят гнев моего сына, а в сердце его проснется любовь. Да и… его
жена не оставила бы свое дитя без помощи. Но нужно было время.
А времени не было?
- Они остались у моей подруги.
Странно, что Мёдб избегает называть имя этой женщины.
- Она приняла детей в доме своем. И не потребовала платы. И
сказала, что так правильно, а я… я тогда не слишком поняла. Я и
теперь многого не понимаю в том, что делают люди. Но рада была. Еще
она сказала, что мир вовне велик и сложен, и что они не готовы ко
встрече с этим миром. Тогда мне показалось, что все… если не
наладилось, то почти.
На кончики пальцев её опустилась еще одна бабочка, на сей раз
огромная, с черно-желтым узором на крыльях. Бабочка шевелила
ногами, тонкими усиками и переползала с пальца на палец. Мёдб
следила за ней, застыв.