— Можно я уже пойду? А то Михаил Константинович сердится
за опоздание на тренировки! — обратилась к начальству блондиночка,
и я еще раз прошелся по ней глазами. Хороша, так и нагнуть бы над
столом.
— Иди, Ксюха, только сначала притащи нам коньяка со
стаканами, лимон с печенюхами и пришли кого-нибудь из парней, мы
его за бухлом еще и закусью снарядим в кабак, — отпустил ее Боев, а
я зыркнул с “ой, зря” видом на него.
— Не-не, мужик, ты в сторону девочки даже думать не
моги, — неожиданно строго заявил мне Андрюха, как только за
секретаршей дверь закрылась, и Камнев молча пожал мне руку. — За
нее ты таких люлей огрести можешь, что никакие тельники тебя не
спасут, а сам и подавно не отобьешься.
— Твоя? — понимающе усмехнулся я.
А самомнение у Боева как раньше, если он уверен, что
меня сдюжит однозначно один на один. Или просто на помощь своих
подчиненных рассчитывает? Вроде раньше за ним гнильцы не
водилось.
— Не-а, упаси бог, мне и на мою Катюху здоровья еле
хватает, а на такие аппетиты, что у Ксюхи… — заржал Андрей, но Яр
многозначительно прочистил горло, и он мигом осекся. — Короче,
девочка присвоена наглухо, вообще без вариантов, и за попытку даже
катнуть шары в её направлении словить рискуешь таких жестких
п*здюлей, что и мы с Камнем тебя хрен отобьем, наверное. За нашу
Боброву есть кому реально кадык выгрызть любому борзому либо
тугопонимающему.
— Хм… а я думал вы ее для себя тут держите, — пожал я
плечами, тут же выкидывая смазливую куклу из головы. Еще я за баб
чужих не бодался ни с кем, хоть какие они там аппетитные. Мало
свободных что ли, умелых и без выпендрежа, только бумажником в
нужном месте светани.
— Нет, — подал голос наконец Яр, — у нас такого
паскудства в “Орионе” не было изначально, и не будет.
Сказал — как отсек, сразу понимаешь, что не врет, и
допуски вправо-влево невозможны. Вот ведь и раньше таким же
был.
Блондинка мышью шмыгнула в кабинет, поставила на стол
поднос и унеслась. А на меня вдруг накатило всем нашим беззаботный
почти прошлым, и рука сама потянулась к щедро уже наплесканным
Боевым коньяку в квадратном бокале.
— Ну, за встречу, мужики! — поднял я его и, звонко
чокнувшись с ними, замахнул сразу и до дна.
Внутри попустило, потеплело, потяжелело и полегчало
одновременно. Плюхнулся в кресло, поставил бокал на стол и
велел: