Тоже кулаком.
В горло.
Быстро и точно.
Завид остановился, качнулся.
Захрипел, стараясь вдохнуть воздух, который почему-то никак не хотел входить в
лёгкие. Ухватился правой рукой за горло. Левая при этом производила какие-то
беспорядочные, словно не зависящие от воли хозяина, движения. В глазах Завида,
только что полных опасной угрозы, теперь плескался неприкрытый панический страх.
- П-х-хгы-хх, - выдавил он.
Затем краска волной прилила к его лицу, и Завид повалился на землю. – Х-хх-хр-р.
- Чего хочешь? – Лёшка
участливо наклонился над поверженным врагом. – Ещё? Как по мне, тебе хватит. Но
если очень хочется, то могу добавить. По старой дружбе. Добавить? – он поднял
кулак.
Завид отрицательно замотал
головой. Он уже дышал. Кое-как, со свистящим хрипом, но дышал.
- Вот и лады. Живи покуда.
Лёшка выпрямился, огляделся. Прихлебатели
Завида растерянно топтались неподалёку.
Вожак был повержен в честной
драке один на один, и теперь их стало пятеро против четверых. Очень решительно
настроенных четверых. Возглавляемых Алёшкой Поповичем, который только что одним
ловким ударом свалил Завида.
Да ещё как свалил!
За малым жизни не лишил. Не, ну
его к псам блохастым такие расклады. Опять же, всё по неписанному закону
мальчишеских ватаг – проиграл вожак, проиграла и ватага.
Ничего, в следующий раз
рассчитаемся.
- Что стоите? – осведомился
насмешливо Лёшка, уперев руки в бока. – Забирайте свою овцу и валите отсюда,
пока при памяти и ветер без камней.
Через несколько минут ватага,
поддерживая всё ещё хекающего Завида под руки, исчезла в проулке.
Лёшка наклонился, подобрал
биту. Акимка поднял «чижа». Играть дальше расхотелось.
- Может на речку? – предложил
Ждан. – Искупаемся.
- Без меня, - сказал Лёшка. – Я
ещё мамке обещал в огороде помочь. Пока, робя.
Они пожали друг другу руки, как
взрослые. Лёшка повернулся и пошёл. Друзья провожали его глазами.
- Лёш! – позвал Акимка.
Лёшка обернулся.
- Спасибо тебе!
Лёшка махнул рукой, улыбнулся и
скрылся за поворотом. На дворе стояло лето шесть тысяч семьсот тринадцатого
года от Сотворения мира или, если считать от Рождества Христова, одна тысяча
двести шестого.
Дома Лёшка застал мать и
какого-то незнакомого высокого и худого дядьку.
Дядька сидел за столом и хлебал
из глиняной миски вчерашний куриный суп (Лёшка сразу учуял запах супа, как
только вошёл в сени), мать возилась у печи.