Звали молодку Надёжа.
В какой-то момент, когда все
готовились усесться за столы (мужчины по одну сторону, женщины и дети по
другую), она, проходя мимо, как бы невзначай задела его крутым бедром. Да так,
что кровь бросилась Алёше в лицо.
Хорошо, солнце уже село, и
никто не заметил, как зарделся, словно красна девица, победитель страшного
Тугарина Змея. То есть Алёша очень сильно на это надеялся. Потом кто-то из
женщин, хлопотавших у стола, позвал её по имени:
- Надёжа!
«Надёжа, - повторил про себя Алёша.
– Вот, значит, как её зовут. Красивое имя».
Первуша рассмеялся вместе со
всеми.
- Да ты, хлопец, и сам, гляжу,
не только с луком управляться горазд, за словом в карман не полезешь.
- Гляди, сын, - прошамкал дед
Иван, отец Первуши, в чью старую епанчу облачился Алёша и которым он и
прикинулся, когда встречал Тугарина Змея с подельниками. – Как бы новый
староста у нас в деревне не появился тебе на смену. – У него не только глаз
меткий, рука верная и язык бойкий. Голова тоже на месте.
- А что? – подала голос Надёжа.
– Я люблю языкастых. И головастых.
Вокруг грохнули.
Алёша снова покраснел.
- Думаете против буду? -
ответил Первуша. – Только обрадуюсь. Забот меньше. Хоть спокойно хозяйство
подниму. А ты, Надёжа, не смущай гостя. Гляди, от его щёк уже лучину зажигать
можно!
Все опять рассмеялись.
- Это от мёда, - сказал Алёша
небрежно. – Уж больно он у вас кровь быстро разжигает. Прямо – ух!
И отпил из кружки. Мёд и впрямь
был хорош и крепок.
- Берегись, парень, - сказал
дед Иван. – Надёжа у нас молодуха хоть и вдовая, да горячая не хуже того мёда.
Как бы и впрямь тебе у нас в Липниках не остаться, хе-хе.
- Ты, дед Иван, говори да не
заговаривайся, - посоветовала Надёжа. – Это бабка твоя, дай бог ей здоровья, пусть
тебе горячая будет. А я так, мимо хожу, за погляд куны не беру. Хоть и надо бы.
С некоторых. У кого седина давно в бороде сидит, да бес в ребре свербит.
- Язва, - сказал дед Иван и
потянулся к кувшину с мёдом. – Как есть язва.
- Да я бы, может, и с радостью,
- ответил Алёша. Он уже немного захмелел и почувствовал себя легко и свободно.
Ему казалось, что этих добрых людей он знает всю свою жизнь, а значит и никаких
тайн от них у него быть не может. – Жаль только, не моё это дело – землю
пахать. Хочу князю и земле русской послужить.