Октябрь одна тысяча двести
первого года от Рождества Христова радовал Палермо ясными днями и долгим теплом.
Как всегда, впрочем. Жители Сицилии
привыкли, что лето у них длится вплоть до декабря, а холода наступают не ранее
февраля, когда на неделю-другую достаются из кладовок зимние шерстяные куртки и
шерстяные же чулки, а наиболее чувствительные даже натягивают перчатки.
Особенно при северном ветре. Да что там говорить! Старики рассказывают, что в
былые времена случались в январе-феврале особо холодные ночи, когда с неба
падала замерзшая вода – снег, который покрывал улицы Палермо к утру ровным
белым искристым покрывалом. К полудню снег обычно таял, но старики, которые
были тогда мальчишками, по их словам, успевали затеять игру в снежки.
Кто-то даже хвастался, что
катался по снегу с окрестных склонов на старых овечьих шкурах или привязав к
башмакам особым образом оструганные клёпки из-под винных бочек. Но этим уже не
верили. Сочиняют деды, понятное дело. Снежки, шкуры - ещё куда ни шло. Но
клёпки на башмаки! Дураком нужно быть, чтобы в такое поверить.
Особенно сейчас, в октябре, когда
тёплый воздух кристально ясен, и только солнце, значительно укоротившее свой
дневной путь по небу, да убранные вокруг города поля, напоминают о том, что уже
осень.
Самое время для войны.
С трёх сторон Палермо был
окружён солдатами Маркварда фон Аннвайлера, немецкого рыцаря и герцога Равенны.
С моря город стерегли боевые
галеры герцога. Было их всего три. Но каждая обладала сифонами для метания
греческого огня, что и демонстрировала время от времени.
Вот и сейчас с носа головного
корабля, стоящего на якоре ближе остальных, словно из пасти сказочного дракона,
вырвался длинный огненный язык и угас, поглощённый морем.
- Ух ты, - сказал Фридрих. – Красиво.
Зачем они это делают, учитель, если на них никто не нападает, и никто не
пытается проскользнуть мимо? Тратят дорогой огневой ресурс.
Последние слова прозвучали
рассудительно, совсем по-взрослому, так, что его спутник с интересом покосился
на мальчика.
Фридрих Штауфен, сын Генриха VI и внук Фридриха I Барбароссы, вместе со своим учителем, magister regis Вильгельмом
Французиусом, стоял на вершине главной
башни крепости Кастелло-а-Маре и смотрел вниз, на акваторию порта Палермо.
Отсюда открывался красивый вид на море, порт, город и его окрестности. Фридрих,
которому через два месяца должно было исполниться семь лет, часто забирался
сюда, чтобы полюбоваться своими формальными владениями и помечтать о настоящей
власти.