— И почему мне нельзя было остаться в Пустошах, вместо того
чтобы переться сюда? Дождался бы твоего возвращения хотя бы в той
же рощице у ручья, где мы останавливались лагерем в последний раз,
— пробурчал он.
— Потому что там тебя смогла бы достать любая блуждающая тварь,
причем так, что ты и чухнуться не успел бы, как говорит один мой
знакомый, а здесь, после очистки дома и при условии выполнения моих
требований, ты в безопасности. Насколько это вообще возможно. Ясно?
— нахмурившись, пояснил я и, дождавшись кивка Пира, вышел из
комнаты.
Мне и самому не нравился тот факт, что Граммона пришлось
«сыграть втемную», по меткому выражению соседа. Но другого выхода я
просто не нашел, хотя и пытался, честно. Всю дорогу до руин я
прикидывал возможные варианты и все равно раз за разом приходил к
одному и тому же неутешительному выводу: другого выхода нет.
Оставлять Пира за пределами руин — все равно что бросить его под
нос тем бредням, на растерзание которым его оставила Наста.
Обеспечить же его безопасность в руинах возможно лишь в одном из
зданий, куда не смогли бы добраться шатающиеся по древнему городу
твари. Но свободных укрытий в руинах днем с огнем не сыщешь, а
значит, найденное убежище так или иначе придется зачищать, и делать
это нужно будет максимально тихо, чтобы не привлечь внимания других
претендентов на него. Вот тогда я и вспомнил об этом здании и его
обитателе. И пусть оно находится достаточно далеко от нужных мне
подземелий, зато, освободив его от жильца, мы получили вполне
сносное убежище, а в руинах это редкость. И если повезет, то я еще
не раз смогу им воспользоваться. По крайней мере, до следующего
Прилива новая нечисть почти наверняка в нем не поселится. И это
дорогого стоит.
В общем, пришлось действовать так... как пришлось.
— В точности как дед, — вновь встрял в мои размышления
сосед.
— О да, великий любитель использовать все и вся к своей пользе
мною гордился бы, — мысленно откликнулся я, хотя сравнение со
старым в этом смысле совсем не пришлось мне по вкусу.
— Мы все манипулируем друг другом, — с философским равнодушием
заметил дух. — Дети манипулируют родителями, родители детьми. А уж
чужие люди и подавно используют друг друга и ничуть этого не
стесняются. Такова жизнь, знаешь ли...
— Мне от этого не легче, — скривился я в ответ, продолжая
осторожно пробираться по улицам разрушенного города.