В
непривычно ярком свете керосиновой лампы (хоть и освятил
удивительный осветительный прибор священник, а не в одну голову
закрадывалась мысль, что не от бога она, а от Врага рода
человеческого) можно было хорошо рассмотреть и седину в ухоженной
бороде, и морщины на высоком челе князя. Так же, как и его
собеседника, немолодого, полного, одетого куда более
скромно.
В комнате
оставалось место поставить табурет или скамеечку, но подьячий
Василий Иванов, разумеется, стоял, показывая этим уважение
вельможе.
- Что-то
мне начинает казаться, что ты, Васька, должного усердия не
проявляешь. Ин когда я тебе поручил разнюхать всё о колдунах
черкасских?
Грозное
начало насторожило, но не испугало одного из высших представителей
крапивного семени.
- В
октябре-месяце, батюшка боярин-князь. Почитай, в первый же день,
как в Стрелецкий приказ возвернулись.
- А ныне
какой месяц на дворе?
- Генварь,
батюшка боярин-князь.
- Ну?! Где
твой доклад, почему не вижу? Неужто совсем страх божий
потерял?
Василий
показательно зажмурился, услышав такое предположение из уст боярина
- гнев лучшего друга царя мог обернуться очень крупными, если не
фатальными неприятностями. Черкасский возглавлял сразу несколько
приказов, заседал в боярской думе, имел, и другие государственные
должности.
Боярин же,
уставившись на подчинённого, молчал. И безмолвие это ничего
хорошего Иванову не обещало, что подьячий немедленно
понял.
- Как
можно, милостивый боярин-князь, Иван Борисович?! Как можно?! Как
услыхал приказ от Фёдора Фёдоровича, так сразу и кинулся
исполнять!
- И где же
он? Почему не вижу?! - грозно насупил чёрные, несмотря на возраст,
брови князь Черкасский.
- Не
извольте беспокоиться, вчерне давно готов.
- Почему -
вчерне? Неужто лень одолела переписать набело?
- Никак
нет, не лень. Доносов про колдунов уж очень много собралось. Да
и... - Василий замялся, - не могу разобраться, где там правда, а
где брехня.
- Ну,
давай вместе разбираться. Где у тебя черновик?
- Сей
момент представлю! - подьячий вскочил, подбежал - на ходу снимая с
пояса связку ключей - к обитому железными полосами сундуку,
сноровисто открыл большой амбарный замок, висевший на толстых
петлях, и достал одну за другой две перевязанных толстыми шнурами
кипы разновеликих и разноцветных листов бумаги. Одну ладони в
полторы толщиной, другую в пальца четыре. Осторожно прихлопнув
крышку сундука, Иванов подошёл к боярину и с заметным
удовлетворением в голосе произнёс: - Вот! - протягивая ему обе
кипы.