Албанцы – прекрасные люди, благородные, смелые, но имеют склонность к суициду, которая заставляет закипать людей их породы, если генетические качества не компенсируются нудностью жизни.
*
Албанец, с которым я познакомился во время пребывания в Брюсселе, оставил у меня особенное, незабываемое впечатление о своей нации, вместе с шотландцами, наверное, самой древней в Европе.
Этот албанец имел подругу англичанку, которая заставляла его страдать, как может страдать от любви единственно тот, кто принадлежит к человеческой элите. Та девушка, чья красота была заносчивой, в особенности потому, что в той местности не было человека, который бы не любил бы ее безумно; обманывала моего друга, с кем хотела, и я сам долгое время колебался между дружбой и желанием.
Бесстыдная, до той степени, что не могла пропустить восхищения тех, кого достаточно мяла жизнь, ставшая глухой сердцем и слепой душой, Мод проводила время обнаженная в апартаментах моего друга. И когда он уходил, разгул вступал в свою обычную череду.
И девушка, та Мод, была ли она частью человечества?
Она не говорила ни на одном языке, но на каком-то гибридном диалекте, смеси английского, французского, оборотов из бельгийского и немецкого языков.
Филолог бы ее обожал, грамматик не мог бы не возненавидеть, даже несмотря на ее красоту.
Англичанкой она была по отцу, жестокому офицеру, осужденному на смерть в Индии за жестокое обращение с туземцами. Но ее мать была жительницей Мальты.
*
Однажды друг сказал мне:
– Нужно, чтобы я избавился от нее. Завтра я убью себя.
Зная достаточно албанские нравы, чтобы понять: он может поставить последнюю точку этими гордыми словами.
Он убьет себя, потому что он так сказал.
Я больше не покидал его, и, благодаря моему присутствию, назавтра мой друг-албанец не убил себя.
*
Он сам нашел средство против своей беды.
– Эта женщина, – сказал он мне, – это не моя женщина. Я люблю ее, это правда, но любовь, как жена, разрушила бы меня.
– Я не понимаю, – воскликнул я. – Вы мне объясните?
Он улыбнулся и продолжал:
– Балканские и горные народы на берегу Адриатики когда-то практиковали похищение, и этот обычай сохранился в разных местностях. Нам реально принадлежит только женщина, которую мы возьмем, та, которую мы укротим.
– И без похищения, направляются к счастливому браку.