В доме Туканга Джуалана было на удивление тихо, хоть и
многолюдно. Сновали слуги; скрываясь в тенях, в каждом углу, у
дверей и даже прилепившись к потолку, таились охранники-хитамы;
каменными изваяниями охраняли дом рехегуанские стражники. Однако
той деловой суеты, что я видел ранее, не было.
— Плохо для бизнеса, — недовольно ворчал старик-дворецкий. —
Большая честь принимать такого гостя, но плохо для бизнеса.
Пока вел меня к своему мастеру, он рассказал, что, помимо
собственной охраны Туканга Джуалана и Биджака Джахата, в доме
присутствуют шестнадцать хитамов у’раптоса. Они приставлены к
великому буфо, чтобы охранять его от опасностей Сидуса. Однако, как
считал дворецкий, и то, что он этим поделился, свидетельствовало о
том, что он изменил свое отношение ко мне в лучшую сторону. Хитамы,
скорее всего, еще и шпионят для у’раптоса, используя свои
способности становиться невидимками.
— Хвала у’раптосу, великий буфо сегодня покидает Сидус, —
бормотал он себе под нос, не оборачиваясь. — Мороки с ним и
хитамами у’раптоса столько, что никакому химару не вывезти. Снуют
по всему дому, вынюхивают, ищут признаки измены…
— Кстати, Биджак Джахат хочет со мной встретиться, — сказал
я.
От неожиданности мажордом резко остановился, развернулся.
— Кто? Кто хочет с тобой встретиться?
— Рапторианец Биджак Джахат. Великий буфо.
— Ты бредишь, хомо.
— Грубость является ржавчиной, что разъедает любовь, — ответил я
любимой присказкой моего первого сержанта.
Он нежно проговаривал ее каждый раз, перед тем как наказать все
отделение за какую-нибудь ерунду, и повторял уже во время кросса в
полной выкладке по морозной Антарктиде, услышав нецензурную
брань.
— Что бы вы знали о любви, примитивные хомо, с вашей низкой
вариативностью! — разозлился дворецкий, выдав побагровевшее облачко
пара, но тут же успокоился. — Вам достаточно пары особей для
размножения. И то, как я слышал, многие из вас не способны найти
даже этого единственного партнера за всю жизнь.
— Грубость — это всего лишь проявление страха, — вспомнил я еще
одну поговорку сержанта. За любое бранное слово он заставлял
сделать сто отжиманий, а пока наказанный корячился, так и сыпал
мудростями. — Знаете почему?
— Не знаю и знать не хочу. Ты слишком много болтаешь, хомо. В
первую встречу ты не был таким разговорчивым.