– Потому, что ты говоришь, что земля может кому-то принадлежать.
Беседа удовольствия не доставляла особого, но ведь надо было разговаривать. Хотя бы для того, чтобы коммуникатор информацию накапливал. А то как-то коряво переводит, не шибко понятно…
– То есть земля, по которой мы идем, тебе не принадлежит?
Вечный Маухи чуть сбавил шаг. Олекма уперся взглядом в его голую морщинистую спину и подумал, что на Земле таких старых людей не видел. Может они в отдельных крепостях живут, где рабочий график полегче?
Маухи твердо стоял на ногах и усталости его видно не было. Разве что спина чуть сутулилась, да шея просвечивала сухими жилами, когда он приоткрыв рот и смешно наморщив нос заглядывал в кроны деревьев. И глаза… В них уже не было той пронзительной синевы, как у его соплеменников. Глаза подернулись сырой мутью. Вечный Маухи был очень стар. Хотя опять же – смотря с чем сравнивать. Может, по земным меркам половину стандартного ресурса только перевалил. Ясно: жизнь в лесу – не сахар! Если гусеницами и травой питаться.
– Разве может блоха, живущая в шкуре ягуара и пьющая его кровь, сказать, что ягуар принадлежит ей?
«Ты смотри, как кучеряво сумничал! Интеллигент хренов».
– Ладно, по-другому спрошу. Прямо. Долго вы будете меня сопровождать?
– Не знаю… Как твоя тропа поведет.
– Понятно. Ну а где ваши женщины и дети? Дом ваш где? Или это военная тайна?
– Военная тайна? – Маухи откровенно рассмеялся, – Тайн вообще не бывает! Глупость только случается и нежелание понимать. Если не видишь того, что у тебя перед носом – это не тайна, это слепота.
Наивная простота собеседника начинала бесить. Олекма продолжил задавать вопросы, душа в себе нервный смех.
– То есть вы гуляли просто. Причем – поодиночке. А потом встретились случайно, глядь – один из вас чужого поймал. Решили не убивать, от греха подальше, но у всех внезапно возникла необходимость на север пойти. Как раз, куда мне надо. Так? Я хоть некоторых вещей и не понимаю, но обман чую за версту! Так и знай!
Тут Олекма как есть лишнего сболтнул… Аборигены остановились и обступили его на тесной тропинке очень плотно. Лица серьезные, ноги расставлены широко. И тихо вдруг стало. Слыхать только, как песок под ступнями шелестит да похрустывает. Синева в глазах клубится, плещется, окрашивает лес кругом, завораживает. Лица уж перемешались до неузнаваемости, земля сама закачалась, расступилась. Надо бы руками взмахнуть, да хвататься за что, пока не вывалился опять из тела…