Шилмасы снизу по-прежнему его не преследовали. Достав из-за спины взведённый самострел, он стал медленно подниматься дальше. Последние ступени уже близко. Снаружи нарастал сильный шум, слышались человеческие крики, вороний грай. Но в зале, в которую он вступал, была тишина. Взгляд Оборотня заскользил по столь знакомой и не знакомой комнате, и вдруг столкнулся с другим взглядом. С взглядом чёрных, тусклых и безвеких глаз.
Справа от лестницы, на большом резном кресле, вцепившись в подлокотники, сидел массивный, старый шилмас. Его не прикрытые кожей мышцы были уже бледны и дряблы, на его лишь слегка прикрытом мясом черепе красовался широкий железный обруч.
Но Оборотень видел всё это только мельком. Его взор был прикован к глазам твари, и, по мере того, как в них рос и ширился страх, в его душе поднималось торжество. Время словно остановилось вокруг. Медленно, очень медленно, Оборотень наводил самострел, и в этом уверенном движении было всё – месть за перенесённые страдания и за умерших близких, радость достижения одной из целей, и счастье освобождения от данной клятвы.
Самострел замер, пальцы надавили на пусковую скобу, и короткая стрела со стуком пробила лоб твари. Жуткий и жалобный, нечеловеческий крик пронёсся в воздухе. А через несколько мгновений отовсюду за стенами башни ему вторили подобные крики. Поняв, что их князёк мёртв, шилмасы, в панике бросая оружие, удирали к лесу. И вскоре наступила тишина.