Ведя отряд, Оборотень с тревогой прислушивался. Когда он проходил здесь один, деревья были спокойнее. То ли они со временем становятся всё более раздражительными, то ли дело в количестве людей, то ли идут они слишком заметно. Так или иначе, им приходилось всё труднее. Ели загораживали ощетинившихся иглами ветвями дорогу, хлестали по лицам, цепляли за одежду и всё громче злобно шептали что-то. Оборотень шкурой ощущал опасность, торопился, подгоняя венедов.
Шум становился всё более угрожающим. Вот душераздирающе заскрипела рядом древняя ель, ей отозвалась другая, третья и вскоре ужасный скрип и шум раздавались повсюду. Казалось, что деревья кого-то звали. И вдруг, по лесу прокатился гул, и столько злорадства и недоброжелательности послышалось Волку в нём, что он невольно содрогнулся.
– Я за нами кто-то идёт! – услышал он крик Золотинки.
Оборотень не обернулся, только прибавил шаг, так, что спутники теперь с трудом за ним поспевали. Но до конца он осознал всю опасность происходящего только после того, как позади них, со стоном, рухнуло дерево. Другая ветхая ель скоро повалилась впереди. Нестройные, поражающие слух вопли здешнего гнилья звучали всё сильнее, сверху летела труха, иголки и лохмотья мха, сыпались поломанные сучья. Товарищи что-то кричали позади, но Оборотень уже не слышал и собственного голоса. Одна из пихт впереди вдруг накренилась и начала падать прямо на них, но запуталась в ветвях соседей и безжизненно замерла. «Как умерший дряхлый старик» – подумал мельком он, и оглянулся. Велена сосредоточено пробиралась за ним, Золотинка пыталась прикрыть волосы руками, а Карислав яростно отмахивался от веток, загораживая собою Святомора и виллу.
А лес уже ходил ходуном, деревья всё чаще валились, стремясь задавить их или загородить своими трупами дорогу. От пыли и трухи, клубящейся в воздухе, видно стало хуже прежнего, Оборотень почти на ощупь пролагал путь, боясь потерять направление. Деревья падали и гибли вокруг, словно воины во время битвы. Только трудно было понять, за что они сражаются. Что-то невыразимо печальное проглядывало в той жертвенности, с какой ели стремились убить людей, и умереть, чтобы быстрее сгнить в соседстве с теми, кто гнить не желал.