– Ну хватит, – Хаос подошёл ближе. – Прими с достоинством. Они выставили глади и сейчас наблюдают за нами. Однако, если хочешь, я всё закрою.
Она вскинула голову. Прямо над ними, на больших экранах и впрямь был весь клан серпентес во главе с Фортисом.
– Нет, – она внимательно осмотрела их всех. – Пусть видят. Им очень хотелось посмотреть на мою боль, так что пусть наслаждаются.
После она гордо встала, подошла к Эми и села над ней. Затем вытерла кровавое изуродованное лицо, поцеловала щеки и ненадолго застыла. В эту секунду казалось остановилось всё вокруг, даже воздух, а потом совершенно неожиданно и без того тёмное небо почернело, поднялся сильный ветер, пошёл дождь, а за ним град. Какое-то время глава оставалась в том же положении, но потом поднялась на ноги, обхватила голову руками и издала истошный вопль. Небеса ответили ей раскатом оглушительного грома и ударом тысячи молний. В воздухе за секунду образовалось невероятное количество смерчей, и с двух сторон к площадке по суше подошли две огромные стены воды. Резко вскинув руки к небу она одним жестом раскинула все стихии в разные стороны. Затем упала на колени и с силой несколько раз ударила по каменному выступу, рассылая волны землетрясений по всему миру. Напоследок глава корнивора сорвала с себя амулет и воткнула его прямо перед собой.
– Я объявляю вам войну, Серпентес!!!
Площадка раскололась, и вниз по скале, а после и по земле поползла огромная трещина. Хаос тут же закрыл глади, схватил Мирум под руки и потащил обратно в пещеры. На входе передал её своему помощнику, но сам ненадолго остановился и постарался оценить ущерб. Запредельная по силе буря бушевала так, что сносила многовековые деревья далеко у подножья, словно саженцы, а образовавшаяся в небе огромная чёрная воронка то и дело изрыгала новые смерчи, которые уходили в разные стороны.
Все знали, что Эми отдают сегодня, но людей, и Саймона в том числе, на эту церемонию почему-то не пригласили, оставив ждать новостей в обеденном зале. Он сидел отдельно от остальных, последнее время ему было не по себе от сладковато-приторного человеческого запаха, да и их разговоры его больше не интересовали. С некоторых пор он каким-то чудом стал сведущ во всех языках, на которых они говорили, и был немало удивлён, насколько несущественную чушь они порой обсуждали.