Тогда, помнится, стоящий посреди леса хутор показался мне
благословением Дволики. А уж когда хозяева не отказали в ночлеге,
так вообще возблагодарил всех пятерых богов за их доброту. Как
показало время — напрасно.
Первые подозрения о странности хозяев у меня начали
закрадываться, когда Ромчика устроили в сенях. Ну, сами посудите,
какой нормальный человек потащит к себе в дом коня, да еще чужого
(в случае с убежищем это были вынужденные меры)? На мои уверения,
что ему и в сарае будет неплохо, хозяева заявили, что там нет
свободного места, да и вообще, холодно же на улице. Спорить тогда
не стал, да и не насторожился особо, мало ли какие люди добрые
встречаются.
Настороженность пришла только после ужина. Хозяйка принялась
убирать со стола, а хозяин повел неторопливую беседу о всем, и ни о
чем сразу. И вроде бы вопросы задавал нейтральные, никак не
связанные ни со мною, ни с моим прошлым. Но я как-то незаметно для
самого себя, выложил ему практически все: откуда еду, куда, как
долго, и есть ли у меня сопровождающие. Спохватился лишь тогда,
когда разговор зашел о цели моего путешествия.
Что примечательно — хозяин мгновенно заметил изменение моего
настроения, и тут же свернул общение. После чего тут же предложил
накатить по маленькой, «чтоб крепче спать». Отказываться я не стал,
но, так как был уже настороже — сразу после того, как мы выпили
местной самогонки (мерзкой на вкус, надо сказать), активировал
заклинание исцеления. После чего все мы отправились на боковую.
Тут тоже не обошлось без странностей. Меня почему-то уложили на
хозяйской половине, а сами они расположились в светлице. Ни
интересоваться зачем им это, ни отказываться я вновь не стал. Все
равно этой ночью спать не собирался — понимал, что дело тут
нечисто, и хотел дождаться активных действий со стороны
подозрительных селян.
И дождался. Ближе к середине ночи, когда весь дом погрузился в
тишину, внезапно в светелке послышалось шебуршение, и тихий женский
голос поинтересовался:
— Как думаешь, уснул барь ужо?
— Заткнись, дура. — Приказал такой же негромкий мужской, а после
небольшой паузы добавил: — Должон уже. Ты сколько ему «сонки»
налила?
— Да с треть кружки.
— Дура. Я ж говорил, чтоб не больше двадцатой части. Как бы не
окочурился барь-то, вон какой он хилый с виду.