Только мы стали подыматься с
поваленных бревен, как где-то в небе послышался свист.
- Мины! – выкрикнул Гном и рванул к
нам с Ингой. Он был чуть в стороне и прикрывал наиболее вероятное
направление для нападения на нас.
Казалось, что от момента, когда услышали свист летящих мин до
первых прилетов, прошла вечность. Мы успели прямо врасти в землю,
когда грохот от близких разрывов прорвался в барабанные перепонки,
сильно их напрягая. Резкая боль в ушах, шум в голове, потом…
темнота.
Евгений Стылов, которого все в
поселении знали, как Жеку пылил по дороге, которую из-за выбоин и
ям следовало именовать не иначе, как «направление». Он был хорошим
водителем, именно что военным, приходилось в горячих точках
управлять многими образцами автомобильной техникой, зачастую
маневрируя в условиях обстрелов.
Жека был опытным солдатом,
приходилось неоднократно идти на контракт, как к государству, так и
работать на частные военные компании, не умел он иначе кормиться,
кроме как зарабатывать войной.
Опыт, смекалка, профессионализм
военного и сжигающая ненависть заставили Жеку идти на
предательство. Но редко какой предатель станет считать себя
таковым, чаще найдется сотни причин и отговорок, чтобы этот самый
предатель мнил себя праведником или борцом за справедливость.
Жеке не составило особого труда
статься связным императора, он умело выходил за периметр и
преспокойно легендировал свое отсутствие в поселении, имел
транспорт за городом, запас горючки, еды и оружия. Достаточно было
найти одну дурочку, влюбить ее в себя, создать образ примерного
любовника, который порой сутки выполняет свой долг перед женщиной.
Женская половина общины шепталась и томно смотрела вслед грозному
молчуну. А в это время Жека занимался своими делами, каждый раз
ожидая, что Оксана расскажет об отсутствии своего мужчины, но у той
развивался «Стокгольмский синдром», когда жертва любит своего
мучителя.
Жека не любил Оксану, по сути, еще
девочку семнадцати лет, сироту, которая тянулась к сильному
мужчине. Девушка считала нормальным такие отношения, когда ее
принуждали к извращениям, что с каждым днем становились все более
болезненными для еще почти что девочки. Но на людях она, как ей и
велели, выказывала свою радость и демонстрировала счастье – как же
Женечка так сказал, а он мужчина. Они, наверное, все такие, а этот
еще и сильный, с постоянно загруженными полками еды. Общество
смотрело на сожительство взрослого мужчины с девочкой, которой
только недавно исполнилось семнадцать лет, не то, что бы с
осуждением, а напротив. Поставленные на грань выживания люди
изменили свои нормы морали, теперь важнее было, что девочка
пристроена, сыта и с прибытком, так как воинам давали хорошие
пайки. Для общины так вообще это было плюсом, поскольку Оксану
можно отлучать от общественного питания, и тогда немного, но сытнее
будет другим членам общины. Ну, а что уже там будет происходить в
постели – дело десятое. Нет, если бы узнали общинники, то не
простили, но и девочка молчит, и синяков не видно, не то, что у
некоторых баб, которых природа сама толкает в блуд, после чего — и
на затрещину от мужика.