Шевцова молчала. Посматривала на меня с беспокойством. Я ловил этот взгляд, но продолжал ходить. Ходил и тогда, когда, уложив заснувшего Вовку, она сделала шаг в мою сторону.
- Денис, ложись спать, - неуверенно позвала, кивая на детей. - Завтра будет трудный день.
Я покосился на таблетки, так и лежащие в центре спальни на коврике. Может успокоительного выпить? Но потом вдруг подумал... И от мысли этой, как от крепкого спиртного, вдруг загорелось, обожгло внутри. Вот же оно - мое успокоительное! Неловко переминается с ноги на ногу, не зная, что делать дальше, то ли спать ложиться с нами, то ли в свою комнату бежать. И тело уже не слушало доводов разума, буквально кричащего о том, что Шевцовой тоже отдохнуть нужно! Оно своей жизнью жило...
27. 27 глава. А где ты взял тётю Наташу?
Сколько сейчас? Часа два ночи? Больше? За окном - кромешная темнота. Снег всё также бьется в стекла, завывает за стенами. А в доме тепло. Мальчишки сопят на кровати. Денис мечется, словно тигр в клетке. И вместо блаженной расслабленности, вместо покоя, который в такую погоду, когда ты в безопасности и тепле, обычно накрывает, окружает человека, я тоже чувствую напряжение.
Что-то изменилось. Он - другой! Не такой, каким уезжал за детьми. Словно придумал что-то, словно сказать хочет. Что? Что мне пора бы к себе идти? Что я переборщила? Переиграла сейчас? Что слишком много взяла на себя? Дура! Носила мальчика и мечтала! Думала о том, что это - мои дети, что это - мой муж, волнуется, не ложится спать, что и моя девочка где-то здесь, рядом, в соседней комнате. И от мыслей этих неуместных, никчемных, сладко замирало сердце. А от непонятного, темного взгляда Дениса оно тут же неслось вскачь.
А потом, когда уложила ребенка, укрыла одеялом, поправив ножку так, чтобы боли не причинить, не могла решиться, как поступить - к себе пойти или остаться. И Денис молчал. А стоило только заговорить с ним, вдруг пошел на меня, заставляя испуганно отступать к стене.
- Денис! Что ты...
Как и предыдущей ночью молча вжал в стену, словно по-другому не умел, не мог... Только руки, лицо взявшие в плен, были нежными. Только губы, сухие, обветренные, шершавые, прижались ко лбу ласково.
- Спасибо тебе... Спасибо, правда... Я должен... Позволь я..., - сбивчиво зашептал на ухо.