Надо
окунуться в учёбу и забыть про Елену. Может, всё к
лучшему.
По
пути домой ему привычно улыбались девушки, Алексей улыбался в ответ
и настроение поднималось. Ничего, ничего, он ещё станет звёздным
генералом и хитросделанная жена ему совсем ни к чему.
Липы, тополя и берёзы махали ему листочками,
трава бодро зеленела, витрины сверкали яркими отражениями, солнце
припекало, птички громко щебетали.
На
кухонном белом столе, поверх полотенца, прикрывающего яичницу,
лежала записка: «Я во вторую смену, закройся на ключ, а не на
задвижку».
Отец
Алексея умер от рака простаты, мать работала на консервном заводе в
главном цеху. И всё время пыталась познакомить его с
девочками-практикантками из училища, которых на заводе было пруд
пруди. И всё время молодой участковый вежливо напоминал матери, что
вполне способен сам знакомиться с девушками.
Вот
и сейчас, Алексей лишь покачал головой. Сколько раз он просил маму
не тратить время на такие мелочи, как яичница. Алексей с пятого
класса умел самостоятельно бить яйца в тихо скворчащую
сковородку.
После ужина молодой человек разобрал текущие
милицейские бумаги, наметив, куда с завтрашнего утра он направится
после совещания у шефа. Составил список, отметив адреса и имена
людей.
Затем бухнулся в кровать, накинув тонкий
плед. Взгляд встретился с календарём, висевшим над диваном перед
глазами. Сегодня тридцатое июня одна тысяча девятьсот восемьдесят
третьего года, четверг. Завтра первое июля. Надо бы поменять листок
календаря, да лень вставать. Алексей махнул рукой, утром сорвёт.
Встанет и сразу сорвёт.
Даже
толком не разлепив глаза, участковый зевнул, потянулся и начал
медленно подниматься. Это хорошо, что последней мыслью перед сном
было желание обновить листок календаря. Именно это запомнилось,
именно это и собирался сделать сейчас Алексей.
Сфокусировав взгляд на стене, участковый
увидел старые потемневшие брёвна и полное отсутствие календаря. От
неожиданности Алексей икнул, попытался вскочить на ноги и свалился
с печи. Довольно высокой, белой и немного
потрескавшейся.
Печь
стояла возле северной стены избы, заслоняя её на две
трети.
Стоп! Какой избы?! Алексей, невзирая на
ушибленный бок, вскочил и в панике огляделся. Два маленьких
замызганных окна, три лавки, две короткие, одна длинная с какими-то
тряпками, стол с помятым самоваром на дубовой столешнице.