«Все против всех». - страница 47

Шрифт
Интервал


- Я тебя столько лет ждала, братик. Чуяло сердечко, что жив ты, не побили тебя, младенца, со всеми – да как на дите несмышленое рука сабельку вострую поднимет – это душу нечистому совсем отдать нужно.

Монашка отпрянула от него – они сидели на лавке, обнявшись, перекрестилась, и снова прильнула к его плечу, поглаживая ладонью шею. Тихо сказала, напевно, но в голосе прорезалась твердость.

- Совсем ты обасурманился, Ванечка – лукавого помянула, а ты не перекрестился. Чти молитвы, крест на себя возлагай, чтобы людишки, в грехах погрязшие, постоянно видели, что господина нашего небесного Иисуса Христа чтишь. Понимаю, что воин ты, а раз оружием бога защищаешь, то это вместо молитвы служба. Но прислушайся ко мне, сестрице твоей неразумной – так лучше будет для рода нашего, ведь ты Старицкий удельный князь. И не только - законный царь по праву рождения своего, прадед твой Иоанн Васильевич первым государем всей земли Русской был!

Иван похолодел – от слов сестрицы кровью несло, большой кровью. Мало того, что самозванцем поневоле стал, так теперь его на манер Лжедмитрия использовать могут – а оно надо?!

- В нынешней ситуации притязания на трон выдвигать, Машенька милая, смерти подобно – и так два царя на Руси, и еще третий появится. У меня ни кола, ни двора, казны и войска тоже нет, в кошельке два рубля, ничего не знаю, всю жизнь за морем-океаном провел. Сожрут нас с тобою моментально, сестрица, и не подавятся. Нет, в цари мне никак нельзя…

- Умница ты моя, - монашка поцеловала его в лоб, погладила по щеке, - ты правильно мыслишь – в цари никак нельзя. Но вот удельное княжество наше родовое получить можно. Его же царь Иоанн Васильевич, чтоб ему на сковороде жариться, прости господи, княжество отцовское в опричнину взял, с городами нашими Старицей, Алексином и Вереей. А батюшке нашему взамен Дмитров, Боровск, Звенигород и Стародуб отписал, со всеми деревеньками и землями. Хитер, окаянный – лишил поддержки народа, что верой и правдой роду нашему служил.

Не монашка сидела сейчас рядом с ним, нет – преобразилась «сестрица» в одночасье. Ведь королевой была Ливонской, и титула этого до сих пор не лишилась, хоть вдовствовала давно, и в монастырь была заперта. Но характер так и выпирал из нее, властный и решительный. Глаза полыхнули неукротимой яростью, как лампы загорелись.