- «Лисовички» искали вашего брата,
моя королева, о том знают многие, я сам был удивлен, что тайна
известна смердам, - ливонец усмехнулся, но зло – губы сжались,
превратившись в тонкие линии. – И если самозванец о том ведает, то
можно не сомневаться, что и Шуйским донесли. Весь вопрос тут только
в одном - кто первый отправит убийц за Старицким князем!
- Что с братом, он не ранен?!
- Нет, но те, кто хотел его убить –
умерли от его пуль и картечи. Славный воевода, не простой воин –
ему большие рати водить надобно. А за ружье его любой барон
серебром по весу втрое больше отсыплет монет, а король и золота не
пожалеет. Но сейчас разговоры вести нельзя, ваше величество –
бежать нужно немедленно. С утра, думаю, само позднее, под стенами
обители отряд большой будет. То смерть ваша и моя придет…
- Куда бежать то, милый Людвиг?! В
Лавру?! На ночь?!
- Нет, моя королева – там смерть тоже
ждет, или от кинжала в спину, либо отраву подсыплют. Надо в Старицу
– так брат ваш решил и меня с поручением этим к вам направил. За
обителью Кузьма с возком ожидает – сами знаете, теперь вас
выпустят, раз архимандрит повеление оставил. Берите все
необходимое, баул я унесу.
- Сейчас служанку позову…
Мария Владимировна живо встала – ей,
как и другой знатной узнице, было разрешено держать служанку. Тут
церковь всегда шла на послабление устава таким насильно
постриженным монашкам, допуская в кельи даже их служивых людей, что
управляли выделенными на кормление селами. А как иначе – казна
патриарха бездонная, и злато-серебро в нее поступать должно в виде
пожертвования за допускаемые милости к знатным узницам, чье
положение скрывали накинутые черные одеяния.
- Пусть собирает баул, токмо она с
нами не поедет. Князь Иван Владимирович настрого приказал, чтобы
под видом служанки вы вывели из обители в ее одеянии царевну Ксению
Годунову. Князю она очень нужна – он настоятельно попросил, даже
потребовал выполнить его поручение. Поверьте мне – так оно и было.
Убедите, ваше величество, скажите, что нападение будет утром –
монахи сейчас не верят, но монастырь сей спалят, и те, кто в нем
сейчас живые, к полудню мертвецами будут!
И такая уверенность была в голосе
Людвига-Лукьяна, что инокиня сразу поверила своему верному пажу,
который всегда был ей верен. А еще любил ее, раз пошел за ней сюда,
и тут не обзавелся семьей. Но свои чувства оба держали на привязи
вот уже много лет.