От таких мыслей Ивану захотелось
сплюнуть – все же этот мир, несмотря на Смуту, гораздо честнее и
человечней того, им покинутого. А потому он сейчас снова взглянет в
лучистые глаза царевны с удовольствием – ведь положа руку на
сердце, Ксения сразу запала ему в душу еще при первой встрече,
когда он вообще не знал, кто она такая есть. Вот и не верь после
этого в любовь с первого взгляда…
- Нет, я никогда не признаю этого
уродца своим законным мужем! И не лягу с ним на супружеское ложе!
Никогда! Так и знайте!
Лицо Марины Мнишек, и без того
некрасивое, побагровело, что сделало женщину еще менее
привлекательной. Бывшая московская царица даже топнула ножкой в
сафьяновом сапожке, показывая свое недовольство «вновь обретенным
мужем», к которому она устремилась с несказанной радостью, как
только узнала, что Димитрий Иоаннович не погиб. И можно
представить, каково разочарование переживает сейчас гордая и
надменная полячка, когда из окошка возка князь Рубец Мосальский
показал ей стоящего впереди свиты «чудесно спасшегося» царя, ее
сейчас вполне законного «муженька», совершенно иной внешности, чем
предыдущий супруг. Слишком уж они различны во всем, и с этим
мерзавцем, которого сами поляки презрительно «цариком» именуют,
бывшего «Димитрия Углицкого» не сравнить.
- Вы хотите быть дальше московской
царицей, ваше величество? Ведь пока титул за вами вы ею и являетесь
в глазах своих подданных. Мы все прекрасно знаем, что царь не
настоящий, но для нас Василий Московский еще хуже. Так что, пусть
«этот Димитрий» и самозванец, но для многих он есть вполне законный
московский царь. И для вас тоже, ваше величество, раз вы его
«законной» супругой являетесь, пусть не перед богом, но людьми, и
связаны с ним царским титулом в одно целое.
- Это самозванец, мужик без
воспитания и манер! И чтобы я стала его женой, прилюдно признав в
нем супруга – нет, нет, и нет!
Василий Михайлович только усмехнулся
– он хорошо знал женскую природу. Та же старая царица, дочь
зловещего царского опричника и любимца Григория Малюты Скуратова,
топала ногами и ярилась, но бумаги подписала как миленькая, стоило
ее немного придушить, а потом пригрозить, что деток ее убьют без
всякой жалости. Сразу сникла, на все была согласна, и когда давили
ее подушками, даже не трепыхалась, покорно смерть приняв. А вот
Федор Борисович драться удумал, но его живо угомонили, когда дьяк
ему «мужские висюльки» сдавил своей лапищей. Тут шнурок на шейку
закинули и потянули – захрипел и помер царек несостоявшийся. А
царевна Ксения чувства тогда потеряла, и беспамятство впала – но
так оно и не мудрено такое увидеть с маменькой и братиком.