Я слегка ослабил хватку. Морфан с облегчением выдохнул.
«А помнишь ли ты, товарищ солдат, — Вереенко вдруг нахмурился, —
что ты десантник?»
— Я был десантником... — слова давались с трудом. — Когда-то
давно...
Дру-уг, который явно ничего не понимал, слушал мою болтовню
молча. Он наверняка думал, что я сошёл с ума, но проявлять
инициативу не спешил — вывернутая кисть научила морфана
осторожности.
«Бывших десантников не бывает!», — сообщил Вереенко, выставив
для убедительности указательный палец.
— Чего тебе надо? — с ноткой раздражения спросил я. Этот
странный «разговор» с каждой секундой утомлял меня всё сильнее.
— Поушли наверх, челоувечек... Там чтоу-тоу происхоудит...
Чтоу-тоу плоухое... — Дру-уг решил, что вопрос был адресован
ему.
Он говорил очень тихо и осторожно — видимо, опасаясь разозлить
свихнувшегося командира.
Я ничего не ответил, хотя щелчки клешней, доносившиеся снаружи,
действительно становились всё громче и всё яростнее. Моё внимание
было сосредоточено на презрительно-предвкушающей гримасе, застывшей
на рябой роже старшего сержанта.
«Думаю посмотреть, — процедил он, — как ты позорно сдохнешь в
этой засраной мышами норе».
Сердце скакнуло к горлу. Рана на боку полыхнула огнём. Не
хочу... Не хочу умирать вот так — опустив руки и сдавшись без боя.
Ещё ничего не кончено!
«Уже лучше, сынок, — оскалившись сообщил Вереенко. — Вспоминай,
чему я тебя учил... Советский десантник крепче любого гвоздя!
Советский десантник не только никогда не ломается, он даже почти не
гнётся! Так, слегка деформируется, чтобы ловчее войти в очередное
отверстие... Понимаешь о чём я?»
Сержант не самыми приличными жестами проиллюстрировал свои слова
и радостно рассмеялся. Заливистый смех ещё звенел у меня в ушах,
когда рыжая и откровенно колхозная морда Вереенко почему-то
сменилась интеллигентной физиономией моего начальника Сан
Саныча.
«...А хороший оперативник, — поправив очки, добавил он, — в
первую очередь работает головой, поймал мысль, Феликс?»
— Поймал, — выдавил я и кое-как распахнул веки.
Сан Саныч кивнул, растворяясь в голубоватом свете, исходящем от
осколка статуи. Перед глазами появилось вытянутое бледное лицо —
ссутулившись и встав на колени, Дру-уг оказался почти одного роста
со мной. Я отпустил его запястье, и морфан поднялся на ноги,
потирая пострадавшую руку.