Несокрушимый. Том I - страница 101

Шрифт
Интервал


Нижний Город был дырой. Ямой бедности, апатии и обреченности. Из которой Вик уже однажды выбрался.

Собственными руками он сделал свою жизнь ярче, богаче, лучше. Сделает это и вновь.

Пока я бью, меня не победить. Пока я иду, меня не остановить. Пока я дышу, меня не сокрушить.

Перед Виком простирался целый новый мир с новыми, поражающими воображение возможностями. И это значило лишь одно: он безоговорочно станет его новым чемпионом.

— Я слышала, что Братик сказал Капитану, — подала робкий голос Лили. — Ты правда хочешь уйти из команды?

— Да.

Малявка вздрогнула. Похоже, она не ожидала настолько честного ответа. Слизь в ее руках закачалась из стороны в сторону, будто пыталась убаюкать испугавшуюся девочку.

— Но ведь… чтобы уйти из одного места, должно быть другое, в которое можно прийти. Ты знаешь, куда пойдешь?

Девочка подняла любопытные лазуритовые глаза.

Она не собиралась отговаривать его. Смирившись с неизбежным, она просто искренне переживала за него.

Это тронуло Вика.

— Отведи меня к выходу.

Шмакодявка завертела головой. Вокруг была лишь черепичная крыша с открытыми окнами чердака, через который она и залезла. В него, свою очередь, она попала через крыши других домов, поменьше.

Лили не знала, как сюда забрался Вик. Но сомневалась, что он успел забыть обратную дорогу.

Хотя если знать, что буквально вчера он потерял память…

Опасаясь, что это могло повториться или, того хуже, стать постоянной болезнью, Лили решила уточнить:

— Отсюда? — и показала пальцем на крышу.

Вик посмотрел на нее, как на дурочку.

— Из Нижнего Города.


***

Почти сразу, как они спустились на улицу, ночные фонари погасли. Утреннюю смену приняло Светило.

Хотя в Ржавых Холмах его лучи едва пробивались сквозь смог. Так что на улицах все еще царил легкий сумрак.

Малявка повела их окольными путями, чтобы случайно не нарваться на легионеров, которые после вчерашнего наверняка плотно прочесывали район Проспекта.

На одной из таких узких, забытых городскими властями и уборщиками улиц собралась небольшая толпа из десятка-двух горожан в дешевых обносках.

Молодые, старые, мужчины, женщины, дети. Развесив уши, они слушали самозабвенные, одухотворенные речи сухого старика в некогда белых, но теперь пожелтевших одеждах.

Тонкие, морщинистые руки размахивали талмудом в потертой золотистой обложке.