При виде Вика его лицо перекосило. На губах бывшего чемпиона
заиграл звериный оскал.
— …или взять реванш!
Нижний Город. Район Проспекта. Где-то в
подворотнях…
— Жареную крысу мне в ботинки! Я мог бы поклястаться, что этот
пацан был нежилец после того, как ты уронил его, Баклан!
Изучив Вика, как какую-то диковинку, Рэкс вернулся к своей
железногрудой девице. Та всеми своими манящими изгибами прильнула к
его здоровой руке.
Похоже, Баклан о своем товарище по команде был того же
мнения.
Молодуха в откровеных тряпках уже отпрянула от него, но он
продолжал стоять с разинутым ртом, неверящими глазами осматривая
поднявшегося с того света Вика.
Что воодушевляло и забавляло бывшего чемпиона — в его случае это
было вовсе не метафорой.
Отовсюду доносились перешептывания и откровенные насмешки:
— Похоже, малец не промах…
— Живуч, как таракан!
— Или Баклан слаб, как твоя бабка.
— Ты на мою бабулю не кроши! Она сама вам троим наваляет!
Рэкс покачал головой:
— Походу, Баклан, тебе еще рано к нам. Ты простого шкета
отделать не можешь — куда тебе в бойцы клана!
Зычный голос главаря банды привел парня в чувства.
Баклан с силой впечатал в кирпичную стену свою не проронившую и
плохого слова подружку, после чего с грозным видом потопал к
Вику.
Баклан был высоким, под метр восемьдесят, но худощавым. Из
закатанных рукавов куртки ветками торчали жилистые руки, а из-под
шорт выглядывали тростинки.
Виски были выбриты, глаза глубоко посажены, а через всю правую
щеку тянулся внушительный шрам, будто от рваной раны, которую
поленились зашить.
Баклан внушал своим видом… малявке. Та вцепилась в руку Вика и
глядела по сторонам, лихорадочно выискивая пути к бегству.
Возможно, Баклан мог бы внушить и Вику… в младенчестве.
Но того возраста бывший чемпион не помнил, потому ручаться не
мог.
Что он хорошо помнил, так это юность. Будучи сиротой,
беспризорником он не боялся своих собратьев по несчастью. С какой
стати? Они были такими же, как и он.
Вик без тени страха дрался с теми, кто был старше него на годы.
Выше, шире, сильнее — ему было плевать.
Он не собирался подыхать с голоду и никогда не довольствовался
объедками. Он забирал самое лучшее, самое вкусное, самое новое.
Никогда не отдавал свое и не терпел нападок. Даже если ради этого
приходилось ломать кости — свои и чужие; проливать кровь — свою и
чужую.