Приключение жизни Виктора Ивановича Мочульского, описанное им самим - страница 6

Шрифт
Интервал


В 1817 году мой отец, будучи уже старшим адъютантом, поступил в штаб Гвардейского корпуса в Санкт-Петербурге, а я – в первый пансион, что на Вознесенской улице. Имя содержателя этого пансиона я не помню. Каждый день слуга по имени Матвей отводил меня туда, а затем и забирал оттуда.

Несколько месяцев спустя меня перевели в другой пансион – в трёх верстах от города по Московской дороге – к пастору Коллинзу. Дом, в котором мы жили и учились, был двухэтажным: снизу – каменным, а сверху – деревянным. Один из его фасадов выходил на маленькую улочку и на молодой лесок, а второй – в красивый парк, тянувшийся почти до ручья Лиговка. Пастор Коллинз был человеком довольно учёным и почтенным, однако он имел несчастье выдать свою собственную дочь замуж за уже женатого мошенника (Мелина), из-за чего лишился сутаны и воротника[2]. Потому он и был вынужден открыть вышеупомянутый пансион.

Дом наш был примечателен ещё и тем, что члены императорской фамилии и многие другие из высшей знати (например, король прусский Вильгельм), прибывая из-за границы, останавливались здесь, чтобы переодеться перед въездом в столицу. Император Николай, конечно, отменил этот обычай.

Чему именно учили меня в том пансионе, я уже забыл, и от того времени у меня остались лишь три воспоминания: во-первых, как молния ударила в соседнее здание и я внезапно очутился под лавкой, на которой до этого мгновения сидел; во-вторых, как мы кидались в нелюбимого нами хромого учителя Петцольта картофельными клубнями; и, в-третьих, насколько болезненными были щелчки, коими награждал меня мой товарищ Гробиш, когда я проигрывал ему в карты. Ведь этот Гробиш обладал необычайной силой, которую мы (памятуя о длинных волосах Самсона) приписывали той его особенности, что у него были необыкновенно большие кожные перепонки между указательным и средним пальцем на обеих руках. Позднее он стал военным инженером. Но в 1828 году столь могучий человек, способный согнуть о колено железную кочергу, погиб, при всей своей жизненной силе, от молдавской лихорадки.

В 1821 году, после того, как мой отец стал дежурным штабс-офицером Гвардейского кавалерийского корпуса, меня отвезли в Кронштадт, в дом пастора Топпелиуса, человека весьма высокообразованного. Мы, четверо учеников, обучались с его детьми и жили у него на полном обеспечении, что обходилось каждому в 1000 рублей в год. Учёба в этом пансионе была для меня весьма полезной, и здесь были заложены все мои научные интересы, особенно любовь к естествознанию. Ведь мы часто записывали лекции по природоведению и рисовали зверей и птиц. Кроме того, у каждого из нас был свой садик с цветами, кустиками и деревьями; нам выдавали маленькие лопаты, грабли и леечки, так что всё свободное время мы копали, пересаживали, поливали и т. д. Потому с самого раннего возраста мы удивлялись природе и учились познавать её.