– Расплатись с людьми, которых мы наняли в Оверни, чтобы отвести моих арабских лошадей, и отпусти их.
– Они не хотят брать денег, сир Ги, и просят, чтобы им купили на их жалованье лошадей и вооружение и позволили служить под вашим знаменем.
– Я не хочу им отказывать, однако Бог весть чем я буду их кормить. Но все-таки два человека прибавятся к моей свите. Отведи их на улицу Сен-Виктор, где живут оружейники, и купи им полное вооружение. Но позаботься, чтобы они бросили эти огромные ножи, которые бьют им по пяткам и придают разбойничий вид. Я не хочу, чтобы думали, будто у меня служат разбойники. Я не стану тебя ждать. Но ты можешь, если поторопишься, догнать меня на дороге. Мы поедем шагом.
Куси позвал пажа, приказал ему собрать свиту, сам приготовился к отъезду и поспешно вооружился. Через четверть часа он выехал из Парижа и направился с небольшим отрядом по дороге в свой замок Куси-Маньи. Он ехал туда в печальном расположении духа. Не только отъезд Тибо и затруднения, которые он предчувствовал в своей любви к Алисе, нарушили его природную веселость. Его тяготила перспектива довольно продолжительного пребывания в старом замке, где его не встретит ни одна дружеская улыбка, где царила беспросветная бедность. Он не мог свыкнуться с мыслью, что должен вернуться в край, где его предки жили на широкую ногу, и найти там только одиночество или пустые воспоминания о богатстве, которое было растрачено на крестовые походы.
Один из его предков, который в царствование Генриха I[1] принадлежал к младшему ответвлению рода Куси, оказал важные услуги престолу и был вознагражден рукой Элеоноры де Маньи, которая владела последней свободной землей во Франции, и ее семейство сохранило эту землю со всеми привилегиями, несмотря на усилия соседних феодалов и даже французских королей. Отец ее, отправившийся в крестовый поход с Людовиком VII[2], перед отъездом отдал свои владения под покровительство французской короны, и залог этот был уважен. Но он значительно уменьшился: многие земли были проданы впоследствии за долги или отданы ростовщикам-евреям в обмен на новые ссуды.
Замок Куси-Маньи был один из самых укрепленных и самых неприступных в Иль-де-Франсе. Он уже почернел от времени в то время, когда Куси отправился в Святую Землю, но каждый камень тогда был на своем месте: не виднелось ни одного растения во рвах, старательно поддерживаемых, или на зубцах стен, постоянно готовых к обороне. Прошло десять лет, а на замке уже проступили признаки запустения.